поскольку первоначально я говорил там о терминах разума и материи, возникающих из этого рода почвы. Потом я увидел, что вчера мы обсуждали сома-значимость, в которой разум и материя взаимопроникают друг в друга. Поэтому вы можете поднять такой вопрос: нужна ли нам эта почва всего бытия? Это было бы очень радикальным вопросом, поскольку он подвергает очень серьезному ипытанию дружбу, видите? (
?: Нам надо это обсудить, поскольку мы не знаем так многого. И действительно, приятно быть способным доверять этому незнанию.
БОМ: Да. Я бы сказал, что мы, на самом деле, не знаем того, что за этим, но вот к чему я хочу привлечь внимание: эти слова с их значениями производят познаваемое воздействие. Вы видите, мы привлекаем к этому внимание. Это значимо-соматически.
?: У нас может быть прозрение в наше намерение в том, что мы делаем, oт того, что мы делаем в действительности.
БОМ: И вы можете увидеть, что оно показывает силу эго, определенного таким образом. В некотором смысле, вы могли бы сказать, что эго склонно идентифицироваться со всем, что называется или расценивается как абсолют. Видите, в ту минуту, когда вы думаете об абсолюте, обладающем неограниченной значимо-соматической силой, — значение абсолюта неограниченно, перед ним ничего не стоит, правильно? — процесс ума и тела вводит в действие эту неограниченную силу внутри значения. Разыгрывает ее. Эта сила, происходящая внутри, затем признается дальнейшей мыслью как нечто крайне мощное, но не признается как мысль. Вы видите, там была неисправность внимания. Любая сила такого рода будет мешать вниманию. Высвобождение такого количества энергии перегружает систему; кровяное давление скачет, химия нарушается и т. д. Следовательно, в этом невнимании мыслительный процесс придает эту приведенную в действие силу неограниченного существу внутри, называемому «я». Поскольку это было бы естественным местом, где вы будете думать, что я есть, правильно? Следовательно, вы могли бы сказать, что мысль об абсолюте будет склонна создавать мысль об эго, если нет абсолютного внимания, чем бы оно ни было. Но даже возможно ли такое внимание — это вопрос.
?: Я думал об аналогии. Это немного похоже на то, как жить в круглой комнате. Это довольно беспокойно, поскольку в ней нет линий и углов, которые обычно у нас есть для ограничения наших мыслей. И, может быть, эго — нечто похожее, в которое мы должны укладывать границы для идентификации себя, для остановки себя от просто расползания по вселенной, от того, чтобы позволить своему разуму…
БОМ: Ну, если эго было признано ограниченным, то оно могло бы выполнить полезную функцию. Видите ли, мы идентифицируем наше «я» с телом и говорим, что наша граница пролегает по коже; но есть хорошо известный пример слепого человека, постукивающего палочкой. Если он держится за трость крепко, он чувствует, что он заканчивается на ее конце. Если он держит ее слабо, он заканчивается в пальцах. Вы можете расценивать эго как находящееся в голове, или, может быть, глядя на свою руку, вы не видите ее как часть эго, или вы можете идентифицировать эго с более крупной группой и расширить границы. Поэтому эго — весьма двусмысленная вещь. Оно зависит от того, что оно значит.
?: Да. Вне этого, если вы отрежете себе ногу, затем расширите это все дальше и дальше, и отрежете руку тоже, то вы по-прежнему там будете?
БОМ: Да. Ну, на некоторой стадии… (
?: А как насчет вчерашнего определения Джеймса? Он сказал, что это, на самом деле, — наконечник копья. Джеймс, не хотите ли выдать свое определение?
?: Я давал психологическое описание эго, которое является системой, выстроенной разумом для того, чтобы иметь дело с непосредственным окружением. Зто вроде рвущегося вперед острия, на которое указывал Юнг. Эго, на самом деле, — одна из функций разума, а самое важное — это «я», являющееся всеобщностью функций разума, если мы осмелимся использовать такое слово. Но эго — это инструмент, которым уникальный индивид со своим собственным узлом возможностей устанавливает себя внутри среды.
?: Могу я вмешаться? В любом общении личность, любая личность, могла бы говорить, используя «Я» как исходящее из архетипического «я» или своей подлинной сущности. Или они могли бы исходить из своего ограниченного «я» или эго. Поэтому каждый раз, когда любой из нас вступает в общение с другой личностью, используя свое «Я», это оставляет нечто вроде знака вопроса по поводу того, из чего они исходят. В истинном общении оно всегда будет исходить из их подлинной сущности. Но постоянно случается забывчивость, и большинство из нас или кое-кто из нас, говоря о себе лично, исходят из эго, а это — промах. Поэтому в некотором смысле все эгоическое общение менее чем реально, менее чем истинно.
?: Я нахожу, что есть какое-то различие между общностью и общением, поскольку на более глубоком уровне нет нужды общаться, поскольку есть осознание общности.
БОМ: Да. Это — более фундаментальное…
?: А разве мы не настолько же определены тем, что говорим, чем мы не являемся, насколько тем, что говорим, что мы есть? Одна из вещей, которые мы запрограммированы говорить, это то, что мы — не Бог, или мы — не «Я есть». Следовательно, само по себе это — ограничение. Следовательно, поскольку мы говорим, что мы — не что-то, нам приходится говорить, что мы — что-то другое, и это ведет к…
БОМ: Это усложняет. Но видите ли, к тому же сам язык говорит, что я есть это. Значение находится там без того, чтобы мы это говорили, потому что оно было там так долго в человеческом состоянии. Теперь вы пытаетесь противопоставить это, говоря «Я не есть Бог». Но понятие того, что «Я есть» — это Бог, тоже подразумеваемо.
?: Но человек как Бог на земле особенно важен в осознании того, зачем наши жизни — на этой планете. Если мы отбросим эго, универсализируя человека до такой степени, что он становится измерением «Я есть то, что Я есть», являющегося силой, которую мы представляем, мы будем отрицать частное, а затем и сама причина для нашего бытия здесь прекратит быть.
БОМ: Да. Ну, мы не хотим отрицать частное, но хотим увидеть, что некоторым образом, кажется, здесь есть опасность в придаче ценности универсального частному. В некотором смысле это может быть правильно. В некотором смысле частное — это выражение универсального — развертывание, — но функция программы склонна делать частное центром всего, как будто оно — универсальное «Я есть». Вы видите, я думаю, что это — опасно. Вот то, что я называю источником эгоизма. Это — очень деликатный вопрос, поскольку мы не хотим стирать частное, пытаясь с ним справиться.
?: Разница между эго и эгоизмом, я полагаю, достаточно ясна для всех. Я думаю, это очень важно для нашей дискуссии. Это пролегает по линиям, которые описал Джеймс, являющимся функциональной организацией сознательной части чьего-либо мира. Эгоизм — идентификация чьих-либо сознательно принятых образов и интересов с целым: что это первоочередная вещь, и всему остальному следует ей подчиняться. Это различие должно быть совершенно ясно, чтобы у нас могла быть эта частная форма эгo без того, чтобы поддаваться обесцениванию и идентификации, которая следует через эгоизм.
?: Эго говорит: «Я здесь». Эгоизм говорит: «Я прав». (
?: И, кстати, говоря о Моисее, идолопоклонство было величайшим грехом. Идолопоклонство, рассматриваемое как принцип, кажется безумием. Идентификация целого с частной частью — вы берете быка или другой предмет и поклоняетесь ему, будто это Бог, — но это ведь не целое. Это величайший грех. Это фрагментация.
?: Возможно, центральная проблема религии как средства охвата целого и позыв эго к тому, чтобы стать эгоистическим, присходят из чистого факта восприятия, т. е. я сижу вот здесь, в центре вселенной моего восприятия. Все окружает меня, и, следовательно, я начинаю думать обо всем как о связанном со мной в центре поля моего восприятия. А религия каким-то образом была изобретена для того, чтобы служить этому противовесом. И поэтому, фактически, то, что там произошло, — это напряжение, так никогда толком и не разрешенное, между ними двумя. Но меня поражает это слово
