божественный танец. Мы танцуем, танцуем, и танцуем, танец за танцем, в одном теле, в другом теле”{293}. “Это все на самом деле в шутку… Если вы бедны – забавляйтесь этим. Если вы богаты – забавляйтесь тем, что вы богаты. Если приближается опасность – это также довольно забавно. Если приходит счастье, то тогда еще забавнее. Мир – просто площадка для игр, и мы здесь хорошо забавляемся, играем. Только когда вы забываете, что это все игра, приходят страдания и муки. Но как только вы отказываетесь от мысли, что все это всерьез, и осознаете, что это лишь сцена, на которой мы играем, тотчас же страдание для вас прекращается” {294}.
Последние слова сказаны Вивекенандой в Калькутте… И если он прав – тогда окажется,что мать Тереза приехала поиграться в этот самый нищий и страдающий город мира... Поистине, оккультизм – порождение “всесмехливого ада”[110].
Христианин не согласится с тем, что все в мире есть воплощение Божества, и что крыса и пивная бутылка – это “аватары”. Христианин не уровняет свободное и жертвенное воплощение Слова во Христе с неизбежной воплощенностью Брахмана в любом предмете мира.
Христианин не согласится в Голгофском Кресте видеть игру, которую Абсолют спросонок затеял Сам с Собою… Нет, не играясь, не “понарошку” “алчет Господь и жаждет душ наших, словно усталый странник, пока не успокоится и не сотворит обитель в душах наших. Всегда стучит Он, желая войти к нам”{295}.
Нам легко не соглашаться с “игровым” видением страданий Бога и человека. Самые основы нашего мировоззрения не требуют принятия тех выводов, которые все же довольно логичны внутри самого пантеизма. А вот как теософы смогут уйти от тех тупиков, в которые их направляют рельсы пантеизма?
Но оккультисты готовы на любые абсурды – лишь бы не отказать себе в удовольствии считать себя богами. Они готовы отождествлять себя с чем угодно, добровольно уничтожать свою душу и свою личность – лишь бы хоть немного потешиться иллюзией “я – Бог!”.
В пантеизме нет сущностной, природной разницы между Абсолютом и человеческой душой. Личность не более чем пузырек, в котором находится та же вода, что и в окружающем ее океане. Пузырек лопнул - воды смешались. Правда, при этом не ставится вопрос о том, а правда ли личность всего лишь пузырек. Теософская пралайя - это место, где просто разбиваются все пузырьки, все бутылочки. Когда затем этот 'абсолют' снова 'сойдет с ума' и забудет, что он есть такое, в нем закипят новые пузырьки с тем же 'абсолютным' содержимым. Но при чем тут человеческое я?
На каком основании душа уподоблена пузырьку воздуха или воды?. Что общего у воды в банке и у души? У воды нет сознания, чувств, свободы, а у души есть.
Если все многообразные грани мира суть различные проявления одной и той же Сущности, если частные индивидуальные разумы - не более чем рябь, вскипающая на поверхности бездонного Океана Вселенского Духа, то свобода человека испаряется как пар. Дух Вселенной мыслит во мне - но не я. Вселенский Разум определяет мои действия является их подлинным субъектом и совершителем - но не я.
Если мое сознание есть 'проявление' Мировой Энергии - не может быть и речи о моей свободе. Ибо феномен не может быть свободен от той сущности, проявлением которой он является. Магнитное поле не свободно от магнита, который проявляет себя через постановку этого поля. Я свободен не более, чем пузырек, вскипевший на дне чайника и пролагающий путь наверх. Так какая ж мне разница, игрушкой каких энергий я являюсь - физических или метафизических!
Может быть, я сам есть этот ограничитель для Вселенской Духовной Энергии? Оккультизм полагает именно так. Человеческая ограниченная индивидуальность в силу своей невежественности дробит и гасит Единый Поток Духа. Однако - что же это за Абсолют, который может так легко ограничить такая малость, как человеческое невежество?! Откуда у человека такая возможность останавливать течение Вселенской Мощи? Как человек, являющийся не более чем проявлением, феноменом этой Энергии, может ее саму же удержать и остановить?
Кроме того, если мое сознание действует столь фатально и разрушительно, если оно ограничивает Абсолют - то религиозно необходимо стереть его. Во имя Космоса человеческая мысль должна потухнуть. Или Космос дышит в тебе и через тебя - и тогда нет никакого твоего дыхания и никакой твоей мысли. Или ты предпочитаешь думать, делать, чувствовать, действовать сам - но тогда ты становишься врагом Вселенной, врагом Абсолюта. Перед лицом этой дилеммы оккультная мысль, равно как и буддистская и индуистская, не колеблясь, жертвуют человеком.
Для погашения ряби, мути, волнения индивидуального сознания на поверхности Великого Брахмана 'требуется интенсивное самоотрицание'. Это самоотрицание, погашение индивидуального сознания достигается медитациями, смысл которых английский исследователь и проведник буддизма Э. Конзе уподобляет анти-ювелирной работе: 'Так гаснет блеск бриллианта, когда стесывают его грани'{296}. Александра Давид-Ноэль, начавшая свой путь с обычной оккультной теософии, но затем все же научившаяся понимать собственный язык буддистской мысли, пишет, что именно 'здесь мы вплотную подошли к сущности тибетского мистицизма, величайший принцип которого гласит: не надо ничего 'создавать', надо 'уничтожать созданное'. Созерцатели среди лам сравнивают духовный тренинг с процессом очищения или прополки'{297}.
Но совсем не для этого (не для погашения сознания) и не таким путем (путем погашения сознания) ищет встречи с Богом христианин. «Бог нам нужен для того, чтобы сохранить сознание; не для того, чтобы сохранить сознание, а для того, чтобы пережить его; не для того, чтобы знать, как и почему оно существует, но чтобы почувствовать, для чего оно существует… Бог, которого мы жаждем, Бог, который должен спасти нашу душу от небытия, гарант нашего бессмертия, должен быть Богом, обладающим свободной волей… Желать соединиться с Богом это не значит желать потеряться раствориться в Нем; ибо потеряться и раствориться это значит уничтожиться, погрузившись в нирвану, в этот сон без сновидений» {298}
Идти же путем пантеизма – значит ради слияния с безликим божеством стирать свое лицо…
Пантеизм неприемлем для христианской философии не потому, что он высоко думает о человеке (“вы — боги”), а потому, что на деле он радикально отрицает существование человека.
Пришел некий человек к выводу, что он и есть Бог. Но ведь даже мир пантеизма все же очень остро чувствует ненормальность смерти и вообще положения человека. Так чем ее объяснить, и где найти источник загрязненности? Не может же человек совсем не чувствовать, что с ним что-то не так.
Христианин сказал бы: вина в моей воле, в моем духе, в моем грехе. И если бы оккультист сказал: источник греха во мне и в моей воле, это означало бы, что он покаялся. Но именно этого великого христианского вопля — mea culpa, mea culpa, mea maxima culpa — нет во всем многотомьи “Живой Этики”. Рерихам незнакомы слова “покаяние” и “грех”…
Но если источник ненормальности не в моих действиях — значит, он в самом факте моего бытия. Причину своей невсецелой “божественности”, преграду между Абсолютом и собой оккультист обретает… в себе же. Виновна оказывается сама сложность моей природы. Все грехи и все зло — оттого, что моя душа живет в этом гнусном теле и оттого, что она втиснута в рамки этого “я”. Эта преграда — от косной телесно- душевной субстанции собственной индивидуальности. Человек тяготится собой. Ибо в себе он нашел нечто лучшее, что единосущно ему, но в то же время не есть он весь. Моя природа хороша и божественна. Зло — оттого, что что-то не дает ей развиться вполне. Это что-то — моя личность, моя индивидуальность. Итак, из формулы “я есть Бог” следует: “моего я не должно существовать”. Именно пантеизм ведет к нигиляции себя. “Зло зародилось с первым проблеском сознания”, — утверждает Е. Рерих{299}. Понятно, что при таком видении причин зла логично стремиться к полному потушению личного сознания.
Поскольку для христианства личность не есть та или иная неверно реализованная энергия, та или
