сторону' прогрессизма и эволюционизма.
2. Переход Сорокина на циклистские позиции не был (и не мог быть) таким легким и плавным, каким он выглядит у наших либеральных циклистов, до сих пор не тематизировавших со всей необходимой ясностью и отчетливостью всю глубину и радикальность противоположности между прогрессизмом (взятом к тому же в самом широком смысле, не исключающем и марксизм-ленинизм), с одной стороны, и теоретико-методологически отрефлектированным циклизмом (каким его, собственно, и представлял системно мысливший Сорокин) – с другой. Следует учесть и то, что проблема, встававшая перед Сорокиным, осложнялась необходимостью отказаться не только от прогрессистской, но и от лежащей в ее основе эволюционистской системы представлений и понятий, от традиционного понимания развития как такового.
3. Настаивая на отсутствии в фундаментальной структуре изменений названного типа сколько-нибудь определенного и устойчивого направления ('вектора') как категориальной особенности, Сорокин фактически солидаризировался со своим другом и единомышленником (во всяком случае, в данном вопросе) Кондратьевым, предпочитавшим называть эти изменения 'волнообразными (повторимыми или обратимыми)' [2, с. 59], стремясь тем самым подвести их под более общее понятие. Но так же, как и Сорокин, Кондратьев усматривал коренную особенность 'волнообразных' изменений в том, что они 'постоянно меняют' свое направление [2, с. 59]. Этот важнейший аспект сорокинско-кондратьевского циклизма, решительно противостоявшего прогрессизму, как мы убедились, полемически заостряется Сорокиным в связи с понятием 'флуктуации'. Причем в критике прогрессизма он, пожалуй, гораздо более радикален, чем его друг.
4. В связи с предпринятым нами аналитическим рассмотрением 'циклистского поворота', которым была отмечена творческая эволюция Сорокина в 1920-е годы, возникает вопрос о сопряженности этого кризисного явления с другим переворотом, одновременно произошедшим в его теоретическом сознании. А именно резким переходом от бихевиористски-рефлексологического (в духе В.М. Бехтерева и И.П. Павлова) толкования 'природы' социальности к культурологическому, переходом, нашедшем свое понятийное выражение в замене монистически толкуемой категории 'социального' категорией 'социокультурного' (далеко не всегда исключающей опасность дуалистического толкования, которую чувствовал и сам Сорокин, но которой ему не всегда удавалось избежать). Случайно ли это хронологическое совпадение или нет? И если не случайно, то поддается ли оно рациональному объяснению, и в чем его теоретическая разгадка? Вопрос этот тем более настоятелен, что имеется целый ряд примеров 'введения' социологии в круг наук о культуре, которое никак не сопровождалось переходом его инициаторов (например, того же М. Вебера) на позиции циклизма.
ЛИТЕРАТУРА
