Женщина Габриэля

Головорез вместо управляющего.

Виктория отпрянула назад.

Гастон схватил её связанные руки и перерезал шелковый узел.

Она облизала губы:

— Они мертвы.

Карие глаза Гастона расширились:

— Месье Габриэль и месье Майкл?

— Нет. Джулиен, — слезы наполнили ей глаза. — Джулиен и… два других мужчины. Но не… Габриэль. Майкл ранен.

Ради Габриэля, Майкл не может умереть.

— Ему нужен доктор.

— Энди! — Виктория заметила маленького мальчика, ростом чуть выше стола. Ему могло быть пять лет, а могло и пятнадцать — некоторые дети, рожденные на улицах, никогда не вырастают в полный рост.

— Приведи Docteur Франсуа. Пошли Питера за мадмуазель Эймс.

Мадмуазель Эймс. Женщина Майкла. Женщина, которая понравилась Габриэлю. И похожую на которую пытался найти второй мужчина.

Вместо этого нашел Викторию.

Энди понесся прочь выполнять поручение Гастона.

С трудом Виктория отогнала боль и ужас последних нескольких часов.

— Надо бы вызвать полицию…

— Нет необходимости в полиции, мадмуазель, — лицо Гастона было непроницаемым. — Мира, отведи мадмуазель Чайлдерс на кухню. Пьер позаботится о вашей ране, мадмуазель.

А затем Гастон ушел.

Мира посмотрела на Викторию суровыми ясными глазами, — то дружелюбное тепло, что было в них несколькими часами ранее, сменилось знанием холода, голода и смерти.

Виктория гадала, откуда пришла Мира, — с кухни? Её не было в зале, а затем она появилась. У Виктории не было сомнения, что она когда-то жила на улицах.

Была ли она нищенкой, проституткой, воровкой или убийцей? А затем, вдруг некстати, Виктория подумала, а сколько этой Мире лет? Её лицо было покрыто сеточкой морщин, которые могли свидетельствовать как о возрасте, так и о перенесенных лишениях. Только глаза, — прекрасного синего цвета, как сапфиры, — были яркими и блестящими.

— Я не… — Виктория сглотнула, она хотела сказать «не ранила его», но знала, что ранила Габриэля одним только тем, что явилась в его дом. Она ранила Джулиена тем, что не сказала, что увидела в прозрачном зеркале. — Я должна идти к Габриэлю. Он нуждается во мне.

И знала, что лжет.

Габриэль не нуждался в Виктории. Он нуждался в чуде.

— Мистер Габриэль не ранен? — резко спросила Мира.

— Нет, он не ранен. — «Ранен» — не то слово, которым можно описать состояние Габриэля. — Мистер Джулиен — мертв. — Слезы обожгли ей глаза. — Я не смогла предупредить его.

Второй мужчина, как только схватил Викторию, тут же затолкал ей в рот шарф, выбив из рук банку с мятными пастилками.

Джулиен любил Габриэля. А сейчас он мертв.

Скорбь затмила яркие сине-сапфировые глаза Миры.

— Да, вы знаете, у вас есть небольшая проблемка. Пойдёмте-ка лучше со мной. Вы не очень хорошо выглядите.

— Я… — Виктория закусила губу. — Я совершенно в порядке, спасибо.

Виктория задумалась, будет ли когда-нибудь снова всё в порядке.

С Майклом?

С Габриэлем?

— Он мертв?

Живот Виктории скрутило от кровожадности, внезапно вспыхнувшей в ярких и блестящих женских глазах.

— Прошу прощения?

— Тот мужчина, которого хотел убить мистер Габриэль, — он мертв?

— Да. — В голосе Виктории звенело удовлетворение. — Мистер Майкл убил его.

— Если вы приняли одного, вы должны принять обоих. — Сине-сапфировые глаза Миры выглядели на удивление хитрыми. — Вы не можете воротить свой нос от шрамов мистера Майкла.

Виктория сдержала нервный смех.

Истерику.

Немедленно она представила Джулиена, яркий свет коридорных ламп, льющийся на его прекрасные золотисто-каштановые волосы, в то время как его кровь на ступеньках стала густой и черной.

Все желание смеяться пропало.

— Уверяю вас, мисс Мира, я не буду воротить нос от шрамов мистера Майкла.

Мира хмыкнула.

— Лучше всего вам сидеть здесь и ждать, пока мистер Габриэль обо всём позаботится.

В горле Виктории вырос протест. Габриэль был не в состоянии «обо всём» позаботиться в этот раз. Она проглотила возражение.

— Мне очень жаль, что Джулиен умер. — Виктория подавила икоту. — Он мне нравился.

Черты лица Миры смягчились.

— Да, мы все любили мистера Джулса. Лучше присядьте, а то упадете, мисс Виктория. Вы выглядите, как неживая. Дам-ка я вам капельку джина.

Виктория села и замерла в оцепенении.

Ожидание в освещенном свечами зале было ничем не лучше, чем внутри кабинета Габриэля под безжалостным электрическим светом.

Три жизни прервались этой ночью. Сколько их всего оборвалось по вине графа Грэнвилла и его сына?

Она пыталась внушить себе, что они были ненормальными.

Но не было безумства в фиалковых глазах мужчины, который умышленно провоцировал ангелов друг перед другом.

Жгучая боль рассекла правую щеку Виктории. Она откинула голову назад, сердце гулко забилось о ребра.

Перед Викторией очутились сине-сапфировые глаза… Мира держала тряпочную мочалку.

— Сидите смирно. Мистеру Габриэлю совсем не понравится, если мы не позаботимся о его женщине.

— Меня зовут Виктория, — тихо сказала Виктория. — Виктория Чайлдерс.

Фамилия «Чайлдерс» ничего не значила для служанки с морщинистым лицом и нестареющими глазами. А почему собственно она должна была узнать её?

Чайлдерс — очень распространенная фамилия.

Только приставки «мистер», «сэр», «достопочтенный» или «лорд», предшествующие фамилии, придавали статус её владельцу.

«Меня зовут Габриэль», — эхом отразилось в её ушах.

Габриэль никогда никем не притворялся, он всегда был самим собой. И Майкл отверг права на тот мир, в котором он родился.

— В доме Габриэля нет нужды называть свою фамилию. — Мира погрузила мочалку в воду, над серой металлической миской клубился пар. — Большинство из нас имеют только имя.

Мира — редкое имя для женщины, рожденной на улицах. Может, она сама так назвала себя?

— Порез на вашей щеке не так глубок, нет нужды накладывать швы. — Поток воды стекал в металлический таз. Мира протянула мочалку. — Будьте добры, мисс Виктория, вымойте ваши руки, пока я