– Его украли, – убежденно сказала Валида.
– Кто это мог сделать?
– Конечно, кто-то из его окружения. Хотя… подождите, – она нахмурилась, мрачно взглянула на своего гостя, – я только сейчас поняла. Вы не просто так пришли ко мне. Вы уверены, что этот алмаз могла украсть только я. Поэтому вы пришли именно ко мне? Считаете меня воровкой. Вам наверняка подсказали. Ведь рядом с умирающим были только его родные и близкие. А из чужих его иногда навещала только я. Все верно. Там решили, что я должна умирать с голоду после смерти Семена Борисовича. А я отправила сына в Лондон уже учиться в магистратуру. И тогда они решили, что я украла этот несчастный алмаз. Поэтому вы и пришли ко мне? Хотите устроить у меня обыск? Или узнать, как я украла этот камень? Только вы ошиблись. Я ни у кого ничего не крала. И тем более не смогла бы украсть ничего у Семена. Мы были с ним настолько близки, насколько это можно себе представить. Если вы полагаете, что можете обыскать мою квартиру и найти этот алмаз, то приступайте. Можете даже вызвать сюда сотрудников полиции, чтобы и они вместе с вами обыскали мою квартиру. Вы, наверно, думаете, что, если я позволила покойному купить мне эту квартиру, значит, я уже совсем потеряла совесть. И способна на любую пакость, на любое преступление. Вы так полагаете? Вы так решили и поэтому пришли именно ко мне?
– Вы не даете мне ответить, – спокойно произнес Дронго, – слишком длинный монолог. Успокойтесь, пожалуйста. Если бы я вас подозревал, то не стал бы так настаивать на нашей встрече. И каким образом вы могли украсть этот камень, если не были в их доме в Красной Слободе в момент его смерти. Вы ведь приехали уже на похороны, в Баку. А насчет вашего сына… Я думаю, было бы не так сложно узнать, что вы решили сдать свою квартиру и уже наверняка получили деньги вперед.
– Верно, – она вздохнула, вытерла набежавшую слезу. – В общем, он был очень неплохим человеком. И жаль, что все так получилось.
– Вы уверенно сказали, что камень могли украсть. Кто его мог украсть, по-вашему?
– Я просто обмолвилась. Не хочу ничего говорить…
– Но вы уже сказали. Простите, но это явно не тот случай, когда вам нужно играть в благородство. Итак, кого вы подозреваете?
– Алмаз не мог украсть никто из посторонних, – вздохнула Валида, – Семен был достаточно проницательным и умным человеком. Я убеждена, что он прятал его где-то в тайнике, в своем доме в Красной Слободе. И никому об этом не говорил, даже мне. Никому. Может, только своим племянникам, он их любил, как своих детей. Хотя Асиф достаточно сложный и неуравновешенный человек. У него бывают нервные срывы, приступы из-за его большого давления. Борис более спокоен, надежен, может все взвешивать, рассуждать. Семен Борисович их очень любил. Но они бы никогда не стали красть этот алмаз, хотя бы потому, что они очень дружат друг с другом и камень все равно должен был остаться в семье.
– Тогда кто? Вы сказали, «кто-то из окружения»?
– Любой из него, – с некоторым ожесточением заявила Валида, – кто угодно. Только не доктор Мильман. Он святой человек, делал все, чтобы облегчить муки Семена Борисовича. А остальные… типичные нахлебники. Я вам говорила, как меня не любил Зинур Марчиев. И не подумайте, что я хочу ему отомстить. Но он единственный профессиональный ювелир из окружения Семена Борисовича. И он мог украсть этот камень, зная его реальную цену.
– Кто еще?
– Вы хотите, чтобы я назвала вам их поименно. Каждый из них был по-своему «себе на уме». Хуршида с ее полуобразованным сыном Туфаном, который так любит давать свои советы. Этот наглый водитель Иса, который всегда отвозил меня с таким видом, словно делал одолжение. В общем, там было достаточно людей, которые могли воспользоваться его положением и украсть этот алмаз.
– Они вас не любили, – произнес Дронго.
– Не любили. Им казалось, что каждый раз, когда он тратит на меня свои деньги, он отнимает долю именно у них. Они считали, что им может достаться гораздо больше, если меня не будет рядом с ним. Представляю, как они злились, когда он решил купить мне эту квартиру.
– А где вы жили до этого?
– В двухкомнатной квартире своей матери, в старом доме на Мустафа Субхи. Там такие старые одноэтажные и двухэтажные дома. Вот в одном из них мы и жили с моей матерью. Вы знаете, все годы, пока я жила в этой шикарной квартире, мне снился один и тот же сон. Как будто меня отсюда выселяют и я возвращаюсь в нашу старую квартиру на первом этаже, где так часто бегали крысы. Вот сейчас я туда действительно возвращаюсь. И все мои кошмары сбываются. Наверно, нельзя чего-то сильно бояться, иначе это сбывается.
– Вы делаете это ради своего сына.
– Безусловно. Но от этого мне не легче. В жизни у меня ничего не получилось. Сына я родила не от мужа, а совсем от другого человека. С мужем развелась. В своей профессии я так и не состоялась. В общем, полный крах. И спасти меня мог только алмаз, который я должна была украсть у моего друга. Но я этого не сделала. И вы можете спокойно искать вора среди остальных. Здесь вы ничего не найдете.
Она тяжело вздохнула. Дронго понял, что нужно прощаться.
– Извините, – сказал он, – мне кажется, что я нечаянно причинил вам боль. Мне меньше всего этого хотелось.
– Ничего, – махнула рукой Валида, – боль уже притупилась. Мне уже сорок четыре. И я не знаю, как буду жить дальше. Может, уеду к сыну в Лондон. Продам квартиру и уеду. А может, просто наложу на себя руки. Мальчик мой уже состоялся, он учится в магистратуре и встречается с хорошей девушкой из Хорватии. И мне больше ничего не нужно в этой жизни. Ничего. А на том свете, может, мы встретимся с Семеном. Ведь говорят, что рай един и для иудеев, и для мусульман. Из-за того, что я встречалась с Измайловым, от меня отвернулись и мои родственники. Он ведь был горский еврей, а я азербайджанка. Можете себе представить, что они говорили. Мусульманка встречается с иудеем.
– Не люблю придурков, – с отвращением заметил Дронго, – какая разница, кто и какой национальности или веры. Как только встречаю националиста, сразу понимаю, что это недалекий тип.
– Вам легко говорить, – улыбнулась сквозь слезы Валида, – а я чувствовала себя не очень хорошо. Но все это в прошлом. Сейчас мне нужно думать о будущем, а думать не хочется. Как будто этого будущего у меня и нет. Вот такое абсолютное чувство, что мне никогда не будет пятьдесят или шестьдесят лет. У вас бывали такие ощущения?
– Нет, – ответил Дронго, – и не нужно об этом думать. В вашем возрасте все только начинается. Вы еще можете полюбить и быть любимой. Сорок лет – это самый прекрасный возраст.
– Для мужчины, – возразила она.
– И для женщины, – убежденно ответил он, – до свидания. Надеюсь, что мы еще увидимся.
Он поднялся и вышел из комнаты. Когда он закрывал входную дверь, она еще сидела за столом.
Глава 6
Он вернулся домой, чтобы немного отдохнуть и поесть. Каждый такой разговор требовал немалых душевных сил. На часах было около шести вечера, когда он позвонил Мильману и попросил соединить его с Генрихом Соломоновичем. Но старческий женский голос ответил, что Мильман отдыхает, и попросил перезвонить попозже. Дронго перезвонил через час, но тот же женский голос объяснил, что сегодня Генрих Соломонович не будет ни с кем разговаривать, так как чувствует себя плохо. И попросили перезвонить завтра.
Дронго несколько раздраженно положил трубку. Он должен был переговорить с Мильманом именно сегодня, перед завтрашней поездкой в Красную Слободу. Тогда он решил позвонить Борису Измайлову.
– Добрый вечер. Когда мы завтра выезжаем?
– Я думаю, часов в восемь утра. Чтобы к полудню быть в нашем старом доме. У вас другие планы?
– Нет. Но мне нужно будет посмотреть и вашу бакинскую квартиру.
– Когда хотите. Я сейчас нахожусь в ней. Можете приехать прямо сейчас. Адрес вы знаете.
– Тогда я приеду, – согласился Дронго, – буду у вас минут через десять-пятнадцать.
Бакинская квартира Семена Измайлова находилась на улице Гаджиева, рядом со зданием Министерства внутренних дел. Вернее, это были две квартиры, соединенные в одну пятикомнатную с большой кухней и совмещенным санузлом.
Дронго поднялся на четвертый этаж. В этих пятиэтажных домах обычно не было лифтов. Он позвонил,
