левую руку, левую ключицу, получил сотрясение мозга.
Сочинские профессора все восстановили. Теперь уже полтора месяца, как я принимаю участие в боевых действиях, снова летаю, дерусь. Боялся осложнений, но пока все в порядке.
В госпитале пришлось перенести ряд операций, было чертовски тяжело. Все перенес.
Над Новороссийском часто встречаемся с противником. Покуда буду в Анапе, дальше ничего неизвестно…»
Но с июня 1942 года письма от Александра перестали приходить. Родные долго не знали ничего о судьбе Саши, разыскивали его.
И вот не так давно я получаю письмо от сына Леушкина. Получаю после того, как рассказал о подвиге его дяди по телевидению. Письмо преисполнено благодарности и теплоты от всех родственников за память о Саше Котрове. Я немедленно откликнулся на него:
«…Получил Ваше письмо. Оно меня очень тронуло, так как я воевал вместе с Александром Котровым, которого знал как отличного воздушного бойца. Прочитав Ваше волнующее письмо, я многое узнал о нем, как о человеке — скромном, мужественном. Я вспомнил, как командующий авиацией морских сил маршал Жаворонков приказал ему продолжать лечение, а он прилетел в самое пекло обороны Севастополя и доложил мне о единственном невыполнении приказа Жаворонкова, сказав, что косметикой займется после войны.
Погиб он в неравном воздушном бою между Севастополем и Балаклавой. Мы с ним летали в паре, прикрывали свою штурмовую авиацию. Я видел, как Саша покинул подбитый самолет, но парашют оказался поврежденным: пулей был перебит вытяжной тросик, а открыть парашют руками не позволил малый запас высоты.
Мы похоронили Александра со всеми воинскими почестями в районе Херсонесского маяка, где мы хоронили всех погибших товарищей. Сейчас останки всех героев перенесены в братскую могилу и на ней установлен памятник…»
Когда я рассказывал обо всем этом молодым летчикам, видел, как горели их глаза. Равнодушных среди слушателей не было.
Шли дни. Мы жестко выполняли всю нашу программу — максимум внимания подготовке молодых к боям. Орлята учились летать.
И очень скоро все они ушли во фронтовое небо.
После войны я получил письмо от Алексея Горелова: «Не знаю, как других, а меня зел в бой пример и образ Александра Котрова. Ваш рассказ о нем запал тогда в наши души…»
Впереди — Севастополь!
Работы у нас стало, действительно, «невпроворот».
Посадка — осмотр самолета — заправка горючим — и снова в воздух.
Стволы самолетных пушек и пулеметов не успевали остывать. Но люди не жаловались. Наоборот — они рвались в бой. Ведь впереди был Севастополь!..
18 апреля 1944 года. На всех зданиях служб — свежие, еще пахнущие типографской краской листовки:
«Товарищи гвардейцы! Мы 250 дней героически отстаивали наш родной Севастополь, мужественно отражали жестокие атаки врага. Так не пожалеем крови и жизни своей сейчас, когда настал час его освобождения от гитлеровских захватчиков.
Все свои силы, знания, отвагу — на разгром врага, на изгнание его с пределов нашей советской земли!»
Вечером у самолетов, у зданий служб собрались группы людей. Я обхожу аэродром, прислушиваюсь к знакомым, взволнованным голосам.
Вот из темноты доносится чей-то голос, резкий, с хрипотцой, вот-вот сорвется. Узнаю — Рекуха, техник.
— …Так все это и получилось, ребята. Взяли немцы Евпаторию. А у меня там — отец, мать, жена. Какой-то негодяй донес: сын — в советской авиации. Жену и мать расстреляли. Рядом с домом.
— А отец?
— Отца тоже прошила очередь из автомата, только умер он не сразу, долго мучился…
Вхожу в круг людей. В глазах у них ненависть. Нет, не позавидуешь гитлеровским летчикам, которые встанут на их пути.
В центре другой группы — капитан Степан Войтенко. Он только что сбил над морем, недалеко от Севастополя, «Гамбург-138» — морской самолет с двенадцатью гитлеровцами.
— Степан Ефимович, а как лучше «гамбурги» атаковать?
— Особых отличий от обычной атаки нет. Только «гамбурги» нам встретятся не часто. — Молодые летчики Бундуков, Воронов, Голиков не отрывают глаз от рассказчика. — Ориентируйтесь на «мессеры» и «фоккеры». А с ними… — и начинается специфически «авиационный» разговор, где столько же значат слова, сколько и «говорят» руки.
Степан не скупится на жесты. В руках у него пачка папирос и спичечный коробок. Папиросы — «мессер». Спички — атакующий «як».
Разбираются все вариации воздушных атак, У Степана новичкам есть чему поучиться: на его личном счету — одиннадцать сбитых фашистских самолетов.
Зажигаются в небе крупные, по-южному яркие звезды. Но никто не ложится спать.
Молодежь окружила Гриба, Тарасова, Кологривова, Москаленко, Маслова, Феоктистова, Акулова — наших «старичков». Атакует их бесконечными «как», «для чего», «почему».
У самолетов — Буштрук, Глушков, Осыка, Юдин, Южин, Гриль, Кокин, Волков, Григорьев — наши замечательные авиаспециалисты, золотые руки полка.
— Почему спать не идете, полуночники?..
— Разве сегодня уснешь, товарищ командир. Ведь для Севастополя машины готовим!..
С грозным ревом проносятся «ильюшины» над передним краем немецкой обороны.
И вдруг в эфире раздается знакомый властный голос:
— «Илы»! Западнее высоты 400 в лощине четыре танка, скопление пехоты противника. Бейте по ним!
Ведущий и остальные летчики группы штурмовиков немедленно разворачиваются и неожиданно для врага обрушивают на него бомбы и снаряды. Летчики знают, что команду передавала станция наведения, — верный помощник штурмовика.
…Где-то в непосредственной близости от переднего края обороны, у проходной рации сидит офицер, зорко и внимательно следящий за всем, что происходит в воздухе. В его руках разведывательные данные о противнике, — о скоплениях пехоты, танков, о перемещениях огневых вражеских точек. В процессе боя противник маневрирует, перебрасывает живую силу и технику, маскируется, создает ложные позиции. Все эти сведения немедленно поступают на станцию наведения. Руководствуясь ими, офицер, сидящий у рации, нацеливает штурмовиков на эти объекты, предупреждая о появлении самолетов противника, подсказывая нужный маневр.
Вот обнаружено, что вражеские зенитки открыли огонь по нашим самолетам. И в эфире вновь раздается голос!
— Маневрируйте, маневрируйте! Куда отвалили? Ближе к своим, выходите на нашу территорию!..
Если зенитный огонь ослабевает и истребителей противника в воздухе нет, раздается команда:
— Заходите на второй круг с набором высоты. Дайте «эрликоны»!..
Группа «ильюшиных» направилась штурмовать вражеские позиции. Когда наши самолеты легли на боевой курс, с запада появилась большая группа немецких бомбардировщиков «Юнкерс-87». «Лапти», как называют их летчики за неубирающиеся в полете шасси, направились бомбить правый фланг наших войск.