Видеопленки с записью откровений Дудаева по сей день лежат в московских киосках. Его книга 'Великая Ичкерия', где формулировались притязания на создание чеченского государства с границами 'от моря - до моря', тоже не дефицит на книжных рынках.
Но московские политики не обращали внимания на все эти слова. Они сами много говорили и писали про свободу, про счастливую и сытую жизнь народа, которая вот-вот наступит, и про рельсы, на которые они лягут, если свободы и счастья вдруг всем не достанется. Говорили, но ничего из сказанного не делали и не собирались делать. Похоже, они считали, что так поступают все политики на свете. Особенностей характера генерала, не привыкшего бросать слова на ветер, они не учли.
За первые сутки после ввода войск в Чечню было захвачено, сожжено и выведено из строя 72 единицы техники. Десятки военнослужащих были либо убиты, либо ранены.
... Спустя два года, в феврале 1997 года, на парламентских слушаниях, где рассматривались причины массовой гибели военнослужащих Российской Федерации на территории Чечни, организованных председателем Комитета Государственной Думы по обороне Львом Рохлиным, бывший заместитель главнокомандующего Сухопутными войсками генерал-полковник Эдуард Воробьев скажет:
'...Операция планировалась не на исполнение, а на устрашение. Авиация, вертолеты, танки, БМП, еще чего-то, идут со всех концов. И Дудаев поднимает руки при одной мысли, что со всех направлений выдвигается такое количество техники. Вот в этом был стратегический просчет, я не знаю, министра там, Генерального штаба, кого угодно...'
Заявление министра обороны Павла Грачева о том, что все проблемы в Чечне можно решить одним полком за 2 часа, Эдуард Воробьев назвал тогда бравадой. А мнение министра о том, что Дудаев испугается, увидев, какая сила на него прет, - искренним заблуждением.
- Сегодня я точно знаю, - говорит Рохлин, - что министр обороны без бравады и заблуждений не удержался бы в президентской команде и одного дня. А Грачев умудрился пять лет быть 'лучшим министром'. Считать, что в этих заблуждениях министр был искренен, - значит совсем уже ни во что его не ставить...
Посылая телеграммы о готовности к переговорам, Дудаев лишь тянул время, добиваясь, кроме прочего, деморализации федеральных войск. Братания некоторых подразделений армии с боевиками, в частности, в районе села Самашки (о чем также упоминалось на парламентских слушаниях в феврале 1997 г.), скорее всего проходили не без ведома президента Ичкерии.
Однако, когда тянуть время не удавалось, а ложное братание боевиков оборачивалось фактической сдачей оружия населением, Дудаев и его полевые командиры действовали очень жестко.
ИЗ 'РАБОЧЕЙ ТЕТРАДИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ЦЕНТРА БОЕВОГО УПРАВЛЕНИЯ 8 Гв. АК':
Но, похоже, убежденность в легкости взятия Грозного, которая сквозила в словах Грачева при разговоре с Рохлиным, доминировала в политическом руководстве страны, где к тому времени уже фактически не было ни одного человека, не только хорошо разбирающегося в военных вопросах, а даже просто представляющего, что такое армия и что такое война.
Политики, несколько лет третировавшие армию своей некомпетентностью и демагогией, доведшие ее до полного развала и продолжающие с ней злую игру в условиях фактически начавшейся по их воле войны, не хотели утруждать себя даже попыткой разобраться в том, что же происходит и чего можно ожидать.
Военные под руководством Павла Грачева обслуживали интересы этих политиков с энтузиазмом отнюдь не профессиональным. Это особенно удивительно, если учесть, что те, кто знал генерала Грачева по Афганистану, отзывались о нем как об осторожном командире, всегда заботившемся о сбережении людей.
Кроме того, известно, что за несколько дней до ввода войск в Чечню Грачев подписал секретную директиву Д-0010 'Об итогах подготовки Вооруженных Сил РФ в 1994 году и уточнении задач на 1995 год', где говорилось: 'Уровень мобилизационной готовности не отаечает предъявляемым требованиям... Много недостатков отмечается в вопросах планирования операций и боевых действий. Некоторые командующие, командиры и штабы не умеют аргументированно обосновать целесообразность принятых решений'.
Тут сразу и не угадаешь, то ли министр не читал то, что подписал, то ли не понимал смысла составленного подчиненными документа?
А может быть, с тех пор, как Павел Сергеевич попал в свиту президента, потерся среди тех, кто без тени сомнения пересел со стульчиков младших научных сотрудников в кресла министров, он посчитал, что тоже принадлежит к касте неприкасаемых, и утратил чувство ответственности за жизнь своих подчиненных, заразив этим страшным вирусом весь руководящий состав армии?
Не ясна позиция и тех, кто составлял этот документ. Почему они не напомнили министру о имеющихся проблемах? Или они уже до того устали от царившего в стране маразма, что им было все равно?
В любом случае поведение большинства высших офицеров и генералов было по меньшей мере странным...
- Во время сборов командиров в Моздоке, - вспоминает Рохлин, - на которых отрабатывались вопросы взаимодействия, Грачев отвел меня в сторону и вновь начал убеждать, что он все знает, все просчитал: никаких проблем с взятием Грозного не будет. Дудаев только блефует. У него нет сил...
Если Грачев всех в этом убедил, тогда понятно, почему в Чечню направлялись необученные, неподготовленные части, почему вопросы управления и взаимодействия отрабатывались столь формально. Понятно и то, почему никто из многозвездных генералов не возмутился, никто не умер от стыда, никто не пустил себе пулю в висок, почему никто, кроме генерал-полковника Эдуарда Воробьева, даже в отставку не подал.
Не ясно другое: почему ничего подобного не случилось после того, как туман иллюзий развеялся и расплата за эти иллюзии пошла тысячами человеческих жизней?
За что умирали солдаты и офицеры? За что они сражались?
Три года спустя депутат Лев Рохлин с высоты своего политического опыта скажет:
- За интересы мафии.
К этому выводу он придет не потому, что станет много знать о мафиозных разборках в высших политических кругах страны. И не потому, что ему стали известны суммы, которые заработали отдельные лица на войне. А лишь потому, что как профессионал, получивший доступ к информации о состоянии армии и обороны страны, он не мог пройти мимо факта: развал такого масштаба не может иметь причиной одни лишь политические ошибки и стратегические просчеты.
Чтобы так развалить страну и ее армию, нужно иметь вполне определенные задачи и конкретные интересы.
А чтобы довести дело до того, что произошло в Чечне, недостаточно нечаянного стечения обстоятельств. Нужен план, определяющий последовательность и характер шагов, которые могли к этому привести.
Кто мог составить подобный план?
Все эти вопросы возникнут потом. А в конце 1994 года далекий от политики прожженный вояка генерал Рохлин готовился к смертельной схватке и заботился лишь о том, что могло бы помочь выйти из нее с минимальными потерями. Генерал не верил в увещевания Грачева. Но знал, что в военном деле только результат может показать, кто прав, а кто нет. До этого прав лишь тот, у кого власть и право принимать решения.
