на ветру, с протянутой рукой. Там, вдали, где волны завитые переходят в дымку, различи острова блаженства, как большие фиолетовые куличи. Ибо золотистыми перстами из особой сладостной земли пекаря с кудрявыми крылами их на грани неба испекли. И, должно быть, легче там и краше, и, пожалуй, мы б пустились вдаль, если б наших книг, собаки нашей и любви нам не было так жаль. 1928
Расстрел Небритый, смеющийся, бледный, в чистом еще пиджаке, без галстука, с маленькой медной запонкой на кадыке, он ждет, и все зримое в мире — только высокий забор, жестянка в траве и четыре дула, смотрящих в упор. Так ждал он, смеясь и мигая, на именинах не раз, чтоб магний блеснул, озаряя белые лица без глаз. Все. Молния боли железной. Неумолимая тьма. И воя, кружится над бездной ангел, сошедший с ума. 1928 г.
Оса Твой панцирь, желтый и блестящий, булавкой я проткнул и слушал плач твой восходящий, прозрачнейший твой гул. Тупыми ножницами жало я защемил — и вот отрезал… Как ты зажужжала, как выгнула живот! Теперь гуденье было густо, и крылья поскорей я отхватил, почти без хруста, у самых их корней. И обеззвученное тело шесть вытянуло ног, глазастой головой вертело… И спичку я зажег, — чтоб видеть, как вскипишь бурливо, лишь пламя поднесу… Так мучит отрок терпеливый чудесную осу; так, изощряя слух и зренье, взрезая, теребя, — мое живое вдохновенье, замучил я тебя! <1928>
Разговор Писатель. Критик. Издатель.
Писатель
Легко мне на чужбине жить, писать трудненько, — вот в чем штука. Вы морщитесь, я вижу? Критик
Скука. Нет книг. Издатель Могу вам одолжить два-три журнала, — цвет изданий московских, — 'Алую Зарю', 'Кряж', «Маховик»… Критик
