Вот блеск Невы вдоль набережной длинной.Все тихо. Поздний пешеход,встречая тень средь площади пустынной,воображение клянет.Я подхожу к неведомому дому, я только место узнаю…Там, в темных комнатах, все по-другомуи все волнует тень мою.Там дети спят. Над уголком подушкия наклоняюсь, и тогдаим снятся прежние мои игрушки,и корабли, и поезда.
1929
На смерть Ю. И. АйхенвальдаПерешел ты в новое жилище,и другому отдадут на дняхкомнату, где жил писатель нищий,иностранец с книгою в руках.Тихо было в комнате: страницаизредка шуршала; за окномвспыхивала темная столицаголубым трамвайным огоньком.В плотный гроб судьба тебя сложила,как очки разбитые в футляр…Тихо было в комнате, но жилов ней волненье, сокровенный жар.Ничего не слышали соседи,а с тобою голос говорил,то как гул колышущейся меди,то как трепет ласточкиных крыл,голос муз, высокое веселье…Для тебя тот голос не потухтам, где неземное новосельеныне празднует твой дух.
Берлин, 1929 г.
Стансы о конеНа полотнищах, озаренныхигрой малиновых лучей,условный выгиб окрыленныхнаполеоновых коней.И цирковое полнолунье,огромный, снежный круп, оплотсосредоточенной плясуньи;песок, и музыка, и пот.И всадник, по лесу спешащий,седла поскрипыванье, хруст,волною счастия шуршащийпо голенищу влажный куст.И ты, лирическое имяв газете уличной, скакун,гнедым огнем летящий мимотобою вспыхнувших трибун.И столь покорный конь манежный,и фальконетов конь живой.Но самый жалостный и нежный,невыносимый образ твой:обросший шерстью с голодухи,не чующий моей любви,и без конца щекочут мухиресницы длинные твои.
1929 г.
* * *Шел поезд между скал в ущелии глубоком,поросшем золотым утесником и дроком;порой влетал в туннель с отрывистым свистком:сначала — чернота гремящая, потом —как будто отсветы сомнительные в гроте,и снова — яркий день; порой на поворотебыл виден из окна сгибающийся змейвагонов позади и головы людей,облокотившихся на спущенные рамы.Сочился апельсин очищенный.