друг пасмурный и безымянный,не демон и не божество.Когда же, не стерпев страданья,задумав дальние скитанья,чтоб смерть найти иль вновь расцвесть,я вышел из родного края,нетерпеливо настигаянадежды призрачную весть, —на склонах Пизы, в Апеннинах,на Рейне, в Кельне, и в долинахпологих Ниццы, и тишидворцов Флоренции священной,в шале, стареющих смиреннов альпийской горестной глуши,и в Генуе, в садах лимонных,в Вевэ, меж яблоней зеленых,и в атлантическом порту,и в Лидо, на траве могильной,где Адриатика бессильнолобзает хладную плиту, —повсюду, где, среди простора,оставил сердце я и взоры,терзаясь раной роковой;повсюду, где хандра хромая,на посмеянье выставляя,меня тащила за собой;повсюду, где, тоской суровойтоскуя по отчизне новой,я шел за тенью снов моих;повсюду, где, пожив так мало,я видел все, что сердце знало, —все ту же ложь личин людских;повсюду, где в пустыне пыльнойя, словно женщина, бессильнорыдал, закрывшись рукавом;повсюду, где в лесу тернистомдуша цеплялась шелковистым,легко теряемым руном;повсюду, где дрема долила,повсюду, где звала могила,повсюду, где коснулся яземли, — садился при дороге,весь в черном, человек убогий,как брат, похожий на меня.Откройся мне, ты, знающий все дали,все колеи моих дорог!Так скорбен ты, что я могу едва лив тебе признать мой злобный рок.В твоей улыбке кротости так много,так сердобольно слезы льешь…Когда ты здесь, любовно чую Бога;твоей тоске близка моя тревога,на образ дружбы ты похож.Но кто же ты? Не ангел, Богом данный,руководитель душ людских.Вот мучусь я, но ты — и это странно! —молчишь при виде слез моих.Я двадцать лет знаком с твоею властью,неведомое существо,