Чикалкиным, собрание в городе Битюги с целью сообщения избирателям результатов деятельности его, Чикалкина, в Думе — не может быть разрешено.
— Почему? — спросил изумленный Чикалкин.
— Потому. Неразрешенные собрания воспрещаются!
— Так вы бы и разрешили!
Околоточный снисходительно усмехнулся:
— Как же это можно: разрешить неразрешенное собрание. Это противозаконно.
— Нo ведь, если вы разрешите, оно уже перестанет быть неразрешенным, — сказал, подумавши немного, Чикалкин.
— Так-то оно так, — ответил околоточный, еще раз усмехнувшись бестолковости Чикалкина. — Да как же его разрешить, если оно пока что — неразрешенное? Посудите сами.
— Хорошо, — сказал зловеще спокойным тоном Чикалкин. — Мы внесем об этом в Думе запрос.
— Распишитесь, что приняли к сведению, — хладнокровно кивнул головой околоточный.
Когда октябрист Чикалкин остался один, он долго, взволнованный и возмущенный до глубины души, шагал по комнате…
— Вы у меня узнаете, как не разрешать! Ладно!! Запрос надо формулировать так: известно ли… И тому подобное, что администрация города Битюга своими не закономер…
Чикалкин вздохнул и потер бритую щеку.
— Гм. Резковато. За версту кадетом несет… Может, так: известно ли и тому подобное, что ошибочные действия администр… А что такое ошибочные? Ошибка — не вина. Тот не ошибается, кто ничего не делает. Да что ж я в самом деле, дурак… Запрос! За-прос! Не буду же я его один вносить. А фракция — вдруг скажет: несвоевременно! Ну, конечно, скажет… Такие штуки всегда несвоевременны. Запрос! Эх, Чикалка! Тебе, брат, нужно просто министру пожаловаться, а ты… Право! Напишу министру этакое официальное письмецо…
Октябрист Чикалкин сел за стол.
— Ваше высокопревосходительство! Сим довожу до вашего сведения, что произвол властей…
Перо Чикалкина застыло в воздухе. В столовой гулко пробило два часа.
— …что произвол властей…
В столовой гулко пробило половину третьего.
— …что произвол властей, которые…
Рука онемела. В столовой гулко пробило пять.
— …что произвол властей, которые…
Стало смеркаться.
— Которые… произвол, котор…
И вдруг Чикалкину ударило в голову:
— А что, если…
Он схватил начатое письмо и изорвал его в клочья.
— Положим… Не может быть!.. А вдруг!
Октябрист Чикалкин долго ходил по комнате и наконец, всплеснув руками, сказал:
— Ну, конечно! Просто нужно поехать к исправнику и спросить о причине неразрешения. В крайнем случае — припугнуть.
Чикалкин оделся и вышел на улицу.
— Извозчик! К исправнику! Знаешь?
— Господи! — с суеверным ужасом сказал извозчик, — да как же не знать-то! Еще позавчерась оны меня обстраховали за езду. Такого, можно сказать, человека, да не знать! Скажут такое.
— Что же он — строгий? — спросил Чикалкин, усаживаясь в пролетку.
— Он-то? Страсть. Он, ваше высокоблагородие, будем прямо говорить — строгий человек. И-и! Порох! Чиновник мне один анадысь сказывал… Ему — слово, а он сейчас ножками туп-туп да голосом: в Сибирь, говорит, вас всех!! Начальство не уважаете!!
— Что ж он — всех так? — дрогнувшим голосом спросил Чикалкин.
— Да уж такие господа… Строгие. Если что — не помилуют.
Октябрист Чикалкин помолчал.
— Ты меня куда везешь-то? — неожиданно спросил он извозчика.
— Дык сказывали — к господину исправнику…
— Дык сказывали! — передразнил его Чикалкин. — А ты слушай ухом, а не брюхом. Кто тебе сказывал? Я тебе, дураку, говорю — вези меня в полицейское управление, а ты к самому исправнику!.. Мало штрафуют вас, чертей. Заворачивай!
— Да, брат, — заговорил Чикалкин, немного успокоившись. — В полицейское управление мне надо. Хе-хе! Чудаки эти извозчики… ему говоришь туда, а он тебя везет сюда. Так-то, брат. А мне в полицейское управление и надо-то было. Собрание, вишь ты, мне не разрешили. Да как же! Я им такое неразрешение покажу! Сейчас же проберу их хорошенько, выясню, как и что. Попляшут они у меня! Это уж такая у нас полиция — ей бы только придраться. Уже… приехали?.. Что так скоро?
— Старался, как лучше.
— Могу я видеть пристава? — спросил Чикалкин, входя. — То есть… господина пристава… можно видеть?
— Пожалуйте.
— Что нужно? — поднялся навстречу Чикалкину грузный мужчина с сердитым лицом и длинными рыжими усами.
— Я хотел бы этого… спросить вас… Могу ли я здесь получить значок для моей собачки на предмет уплаты городского налога?
— Э, черт! — отрывисто вскричал пристав. — Шляются тут по пустякам! В городской управе нужно получать, а не здесь. Герасимов, дубина стоеросовая! Проводи.
Камень на шее
I
Однажды, тихим вечером, на берегу морского залива очутились два человека.
Один был художник Рюмин, другой — неизвестно кто.
Рюмин, сидя на прибрежном камне, давно уже с беспокойством следил за поведением неизвестного человека, который то ходил нерешительными, заплетающимися ногами вдоль берега, то останавливался на одном месте и, шумно вздыхая, пристально смотрел в воду.
Было заметно, что в душе неизвестного человека происходила тяжелая борьба…
Наконец он махнул рукой, украдкой оглянулся на Рюмина и, сняв потертый, неуклюжий пиджак, — очевидно, с чужого плеча, — полез в воду, ежась и испуская отчаянные вздохи.
— Эй! — закричал испуганно Рюмин, вскакивая на ноги. — Что вы там делаете?
Незнакомец оглянулся, сделал рукой прощальный жест и сказал:
— Не мешайте мне! Уж я так решил…
— Что вы решили? Что вы делаете?!
— Ослепли вы, что ли? Не видите — хочу утопиться…
