и не могла поступить. Это был девяносто пятый. Тогда можно было так легко пропасть в Москве. Погибнуть, исчезнуть, раствориться в этом всеобщем бардаке, который царил тогда в городе. Но я выстояла. Выжила. Только не спрашивайте меня обо всех подробностях. Один раз я даже украла хлеб из булочной, такой голодной я была. На следующий год я опять не поступила. Деньги, которые я привезла из Ростова, закончились быстро. В Москве они исчезают так незаметно, что ты даже не представляешь, куда мог потратить такую сумму. Я мыкалась по съёмным квартирам, где только не работала, чтобы хоть как-то зацепиться в Москве. Потом все начало налаживаться. С третьего раза я наконец поступила на заочный. Но, конечно, не в МГУ. И не на журналистику. Туда я бы не смогла попасть. К этому времени жизнь меня уже побила, и я стала реалистом. Я поступила на заочный факультет института искусств. Думала, что смогу стать дизайнером. Я никогда не говорила Юлии о том, что мечтала быть журналисткой. И всегда немного завидовала своей подруге, которая добилась таких успехов. Только ничего не говори, Юлия, я знаю, что никто не виноват в том, что я не смогла себя реализовать.
Если вспомнить всё, что со мной произошло в Москве, придется написать отдельную книгу, чтобы рассказать обо всех моих приключениях. Я устроилась визажисткой, потом стала заведующей сменой, затем заведующей салоном. Несколько лет назад познакомилась с Ибрагимом, который через год и купил для меня наш салон. Фактически освободив меня от мелочной опеки хозяйки, которая уже не хотела заниматься этим бизнесом. Вы знаете, как много я работала, чтобы сделать его лучшим в столице. И сделала. Сегодня у меня уже три салона, и они считаются лучшими в Москве. Но я всегда помню, как я приехала в столицу и через что мне пришлось пройти. Иногда мне кажется, что всё наладилось, я достигла всего, чего хотела в жизни. Но тогда я вспоминаю хриплый голос своего отчима, который умирал в страшных мучениях, и понимаю, что мои достижения оплачены чужой кровью и чужим страданием. И не могу ни простить себе, ни забыть того, как я переехала в Москву.
Глава 14
Наступило молчание. Мы все были немного смущены её исповедью. Люди редко бывают настолько откровенными. Но Алла, словно освобождаясь от томивших её секретов, вдруг выплеснула всё, что было в её прежней жизни. Всё, что она так тщательно скрывала, всё, что никто и никогда не должен был слышать. Мы молчали целую минуту, словно боясь нарушить эту тишину. Можете себе представить, в каком состоянии мы были. И первой нарушила тишину Юлия. Женщины вообще сильнее нас, мужчин. Они тоньше чувствуют и лучше понимают состояние другого человека.
– Спасибо тебе, Алла, – неожиданно дрогнувшим голосом произнесла Юлия, – я думаю, ты была максимально откровенной. И пусть остальные думают о тебе всё, что хотят. А я считаю, что ты молодец. Сумела рассказать нам такое, о чем никто и никогда не рассказывает. Я даже не думала, что ты хотела стать журналисткой. Теперь буду знать.
– Уже поздно, – грустно усмехнулась Алла. Она собрала волосы на затылке, отчего её лицо стало крупнее.
– Я тоже ничего не стану скрывать, – решительно сказала Юлия, – и расскажу вам обо всем. Пусть это будет ночь откровений. Как сказала Алла. Мы пришли в эту долину, чтобы провести здесь последнюю ночь и завтра вернуться в лоно цивилизации. И пока мы не вернулись, пусть эта долина действительно будет долиной откровений.
Она полулежала, опираясь на руку. И в таком положении начала свою исповедь.
– Я родилась в год, когда мои родители решили развестись. Вот такое обидное совпадение. Они были женаты больше пяти лет, и, как рассказывает мать, жили довольно дружно. Но детей у них не было. Мать сильно переживала, ей хотелось родить. И самое обидное, что врачи не находили никаких причин для бесплодия ни у неё, ни у моего отца. Однако пять лет у них ничего не получалось. И когда они уже почти отчаялись, моя мать наконец поняла, что ждет ребенка. Спустя много лет я встретилась с людьми, знавшими моего отца, и узнала некоторые подробности. Как раз в тот момент у него появилась новая подруга, с которой он начал появляться у своих друзей. Девушка была намного моложе него. Возможно, это сказалось и на его потенции. Не знаю, не хочу говорить о нем плохо. Хотя он был достаточно известным художником и позволял себе довольно свободный образ жизни. Когда они поженились, моей матери было только двадцать, а ему уже тридцать два. К тому времени, когда я родилась, матери уже было за двадцать пять. А ему почти тридцать семь. Но молодая восемнадцатилетняя девушка, которая была его натурщицей, очевидно, так возбудила моего отца, что он сумел сделать ребенка и моей маме.
А ещё через полгода они развелись. Вот этого я никогда не могла простить моему отцу. Он ведь прекрасно видел, в каком положении находилась моя мать, видел, что через несколько месяцев она родит. Он должен был понимать, как чувствует себя женщина в таком положении. Вместо этого он демонстративно развёлся. Я родилась в конце марта. А в конце июля родилась моя единокровная сестра уже от юной натурщицы. Получается, что он одновременно спал и со своей женой, и со своей любовницей.
У матери была старшая сестра, которая никогда не была замужем. Такой «синий чулок». Она и помогала маме воспитывать меня, переехав к нам домой. Моя мать работала актрисой в довольно известном театре, у знаменитого режиссера. И до моего рождения у неё было несколько заметных ролей. Она даже дважды снялась в кино.
Но после того как муж бросил её, оставив с ребенком, в ней словно что-то сломалось. И не удивительно. Сейчас я понимаю, как это обидно и больно, остаться в таком положении без мужа и без поддержки. К тому же она демонстративно отказалась от алиментов. Хотя надо отдать должное моему отцу, он иногда вспоминал о своей старшей дочери, присылая нам либо подарки, либо какую-то сумму денег. Со мной он почти не виделся и, возможно, встречаться не очень хотел. Тогда, в семидесятые годы, женщина могла в одиночку поднимать ребенка. Даже не очень востребованная актриса. У её старшей сестры была зарплата доцента и кандидата наук. Поэтому им вдвоём хватало не только на жизнь, но и поездки летом на Северный Кавказ, где мы обычно отдыхали либо в Кисловодске, либо в Ессентуках.
Я росла, окруженная заботами матери, тетки и бабушки. Наверно, в какой-то момент стало сказываться отсутствие мужского начала в моём воспитании. Началось всё, как обычно, с мелочей. Я была взбалмошной и не очень управляемой девочкой, которая проявляла свой характер с самого детства. Особенно частые конфликты у меня были с теткой, которая считала, что меня следует воспитывать в пуританской строгости. Сама никогда не встречавшаяся с мужчинами, она часто давала идиотские советы насчет моей одежды или косметики, которую я начала употреблять уже в юном возрасте.
В пятом классе я впервые устроила дома грандиозный скандал, когда мне не разрешили надеть платье, которое я хотела надеть. Вместо этого мне предложили школьную форму, которую я ненавидела. В седьмом я впервые сбежала из дома. Мама искала меня по всем соседским дворам, а я спряталась в нашей школе, она находилась недалеко от нашего дома.
В девятом у меня появились первые поклонники. Я была красивой девочкой, и на меня обращали внимание. К этому времени карьера моей матери была окончательно свернута. Из театра она ушла. Через некоторое время её приняли в Театр киноактера, но это была настоящая богадельня для неприкаянных артистов.
Мама срывалась, у неё случались истерики. Она плакала и кричала, что я погубила её артистическую карьеру. Я была совсем маленькой, когда она впервые меня ударила. С тех пор она часто срывала на мне свою нереализованность и отчаяние. Она потолстела, подурнела, перестала за собой следить. А у отца, наоборот, дела пошли совсем хорошо. Он стал достаточно популярным художником и даже женился уже на другой, чтобы в пятьдесят лет получить ещё и третью дочку.
Мне было семнадцать, когда я закончила школу. Училась я легко, предметы осваивала без особого труда, хотя математику, физику и химию не любила. Меня всегда тянуло к гуманитарным наукам. И я решила поступать на журналистику. Отдала свои документы в МГУ. Но в первый год провалилась. Мать устроила дома грандиозный скандал, обвиняя меня в непомерных амбициях. Особенно меня раздражало, когда при каждом удобном случае она кричала, что я похожа на свою бабушку, имея в виду мать моего отца. Она ненавидела свою бывшую свекровь гораздо сильнее, чем отца. И меня это выводило из себя, ведь эту бабушку я никогда не видела. Мать рассказывала мне, что её свекровь была против женитьбы своего сына, считая, что он обязан найти себе женщину из другой, более состоятельной и аристократической семьи.
Я начала огрызаться, и в скандалы стала вмешиваться старшая сестра моей матери, которая нравоучительным тоном давала мне советы. Тут я вообще не выдержала, накричала на них и выбежала из
