- Как-то вы…спонтанно - упрекнула блондинка Макса, переводя дух и оглядываясь. Но других посетителей так и не было (все-таки турбулентность), а вернувшийся бармен был или вышколен, или предупрежден. А может, просто равнодушен к делам и делишкам пассажиров.
- Извините, так уж получилось, - принял и эту ее игру Макс.
- Поговорим об этом у себя.
Максим не возражал. Они уже шли между рядами кресел, когда лайнер вздрогнул и лениво наклонился на одно крыло. Эл взвизгнула и схватилась за своего попутчика.
- Да ничего тут такого, - успокаивал ее Макс, машинально прижимая к себе. - Допустимый угол… градусов тринадцать - пятнадцать… Хотя…
Крен увеличивался и увеличивался. Не удержавшись, они завалились на колени к какому-то толстяку. Когда же самолет практически лег на бок, салон взорвался диким криком ужаса.
' Да что же это такое?' - все еще не верил в происходящее Максим, крепко сжимая в вынужденных объятиях Эл. Они не были пристегнуты, и когда лайнер перевернуло, оба упали на потолок. Туда же посыпались и другие, не пристегнутые пассажиры.
- Сейчас. Только тихо, - попробовал успокоить Макс тоже готовую закричать женщину. Он попытался отвлечься от происходящего и сосредоточиться на системах самолета. Но тот продолжал медленно переворачиваться, и юноша вместе со своей знакомой съехал на бок фюзеляжа, увидел в иллюминатор воду, затем - на пол. Заметив два свободных кресла стюардесс, Максим бегом рванулся к ним, зафиксировался сам и пристегнул Элеонору.
- Мы разобьемся, да? Миленький, мы разобьемся?
- Вроде он выправился.
- Да нет же! Он вертится дальше!
Это было правдой и, осознав положение, люди закричали вновь. Но Макс уже почти не слышал. Закрыв глаза, он мысленно двигался по пульсирующим электрическим и гидравлическим цепям управления. И то, что он увидел или почувствовал, радости не принесло. Что-то здорово рвануло в хвосте в багажном отсеке. Вырванный кусок обшивки ударил по хвостовому оперению, и теперь остановить вращение было практически невозможно. И еще, словно кровь из раны, вытекала гидравлика. А в багажном отсеке бушевал пожар. Что они, черт возьми, возят в своем багаже? Вначале Максим попытался закупорить разлом в гидравлике. Он еще никогда мысленно не воздействовал на материальные предметы. Хотя… Стаканы там передвигал, у Стервозы когда-то падающий бокал подхватил. И если мог так, то почему не получится по- другому? И даже когда подставлял плечо под самолет отца, разве это не воздействие? Так Максим убедил самого себя и вскоре наглухо зажал трубки, из которых до этого хлестала гидравлическая жидкость. Теперь ребята управление не потеряют. А сейчас самое главное. Только надо дождаться, когда наша птичка вновь займет правильное положение…
- Прощай, милый мальчик! И прости меня, - отвлекла его уже смирившаяся с неизбежным Эл. - И я должна сказать тебе, пока мы… ты должен знать…
- Потом, помолчи! - оборвал ее Максим.
- Но 'потом' не будет!
- Да помолчи, пожалуйста! Не мешай!
Макс собирал все свои неизведанные силы. Даже крест засветился так ярко, что сияние проникало сквозь одежду. Юноше удалось сконцентрироваться к моменту, когда самолет закончил очередную 'бочку'. И тогда Максим мысленно подставил плечо под вновь опускающееся крыло. И вращение остановилось! Это было трудно, чертовски, дьявольски трудно. Но, оказалось, возможно. Затихли пассажиры. Затем вновь кто-то завизжал - увидел воду под самым крылом. Но лайнер начал медленно карабкаться вверх, к небу, к жизни.
- Давай, дорогой, давай! - уговаривал Макс не то кэпа, не то самолет. И те оба 'давали'. Командир попытался очень осторожно довернуть - к ближайшему аэропорту. Максим даже слышал короткие фразы, которые кэп бросал диспетчеру. До ближайшего аэропорта триста километров! Ближе - военный аэродром. В ста двадцати. На самом побережье. Угу. Сто двадцать - это сколько минут лета? При девятистах, пусть теперь при восьмистах… одна седьмая… пусть одна шестая… десять минут? Выдержу?
Он, может, и выдержал бы. Нет, наверняка выдержал бы. Но сил не хватило на другое. А, может, просто оставил Макс без внимания еще одну опасность. А когда почувствовал, что гудящее пламя прорвалось к центральному баку, было уже поздно. Взрыв выжег все живое и расколол лайнер на части. И теперь Мкксим вновь поднимался вверх, над миром, над людьми и над их болью… Или не поднимался? Что-то не пускало, тянуло вниз. Словно шаровая молния, он пронесся над водой и упал на огороженном коралловыми рифами островке. А затем началось невиданное даже для Максима чудо. Словно лазерный луч ударил из его поля в сторону одной из пальм. Вспышка под ней - и на травке появился сидящий, словно сжимающий штурвал кэп. Голый. Но живой! Еще одна - и рядом схватившийся за голову второй пилот. тоже голый. и тоже живой! Затем вспышки последовали одна за другой, с пулеметной частотой и каждый раз на острове появлялся еще один человек, в позе, в которой его застала смерть. Но живой! Они приходили в себя, начинали шевелиться, а некоторые уже повернулись к странному сиянию, из которого появлялись все новые и новые пассажиры. Вот, капитан встал и, пошатываясь, направился ко второму пилоту. Крепко его обнял, замер. Вот заплакал ребенок. А вот и последний пассажир - Все с тем же ужасом смотрящая на него, ну, сейчас на светящийся шар Эл. А затем свечение пропало и на его месте на мгновение появился ужасный ящер, тяжело застонал и исчез, уступив место Максиму.
- Это ты Эйор? Ты сделал это? Ну, молоток! - похвалил Макс своего напарника, проваливаясь, как и тот, в беспамятство.
Глава 26
Судя по всему, беспамятство было недолгим. Макс очнулся, когда солнце еще только начинало садиться, разливая по горизонту расплавленный свинец. Прикрывшиеся какими-то листьями люди высыпали на берег, с ужасом глядя на такой, в другое время показавшийся бы восхитительным, закат. Шок от пережитого давал о себе знать. А несколько человек стонало от боли физической от полученных травм во время аварийных эволюция самолета. Возле них хлопотал экипаж. Максим с уважением смотрел на команду, уже натаскавшую каких-то сухих веток и пытающихся развести костер, стюардесс, накладывающих самодельные шины пострадавшим, капитана, дающего четкие, сухие распоряжения. И люди, глядя на эту деловитость, постепенно выходили из ступора, предлагали свою помощь. И сейчас, через таких добровольным помощников командир, точнее, уже экс-командир корабля, просил всех собраться на открытом песчаном берегу. Макс встал, но тут же, почувствовав слабость, начал опускаться на теплый песок - затраты энергии давали себя знать. Конечно, он гораздо меньше удерживал лайнер, чем тогда. Но тогда он и провалялся без сознания сколько! А сейчас вот, ну, час от силы.
Его заботливо поддержали чьи-то руки. Но почему 'чьи-то'? Конечно, это была Элеонора. Видимо, и эту дикую набедренную повязку из листьев соорудила ему она. Потому, что и на ней был наряд того же первобытного покроя. Разве что, еще с намеком на бюстгальтер. Но только с намеком. И следует сказать, не зря ревновал геолог свою блондинку. Здесь 'все было при всем'. Правда, Макс отметил это чисто машинально. Почти. Сейчас было много других забот, других вопросов.
Команда, распределившись, быстро пересчитала людей. Все. Все триста шестьдесят два. Двое тяжелораненых - обгорели при взрыве и сейчас лежали без сознания. У троих переломы. Болезненные, но неопасные. У нескольких - ссадины, синяки, царапины.
- Уважаемые пассажиры! леди и джентльмены! - начал капитан. Штиль в лагуне и дальше, на море помогал ему быть услышанным. - Мы потерпели крушение. Но никто, кроме двух членов экипажа серьезно не пострадал. Сейчас мы на острове который, как говорит штурман, в каких-то ста километрах от берега. Судя по всему спасательная операция уже началась. Нам следует только набраться терпения. Недалеко военный аэродром и они вот-вот начнут или уже начали поиски. Нам надо только набраться терпения. Мужчины могли бы помочь экипажу с кострами. Мы сейчас разведем огонь, но один костер на четыреста человек… И как сигнал он слабоват. Пока не стемнело, подходите к членам экипажа - они все с вот такими
