— Ну, иные довольно настойчиво тянутся к солнцу, это у них в крови…

Пока они этак наглядно философствовали, я убрал котелки подальше от костра и приготовился жечь бутылки. Фёдор меня остановил:

— Не надо… И потом не надо. Отложи.

Я посоображал, потом спросил:

— Неужели понесёшь в город? А куда сдавать будешь? В тот же бачок кидать, откуда потом на свалку?

— Посмотрим, — сказал он. — Надо же когда-нибудь начинать.

— Ты думаешь, твой подвиг спасёт человечество и Солнечную систему? — насмешливо поинтересовалась Роза. — Чужие бутылки со всякой пакостью… Уж хоть бы закопал.

— Одну бутылку теоретически можно закопать, но не сто, — сказал он. — Поэтому нельзя ни одной.

— Малышок. Я смеюсь над тобой, а ты мне всё отвечаешь и отвечаешь. Зачем? Зёрна твои, которые ты сеешь, упадут на камень…

— А вы ведь тут не одна, — сказал ей я. — Ещё Ленка, еще я. А еще нас слушают мыши, деревья, травы, и горы… Это зерно хлеба в камне не прорастёт, а зерно мысли камень помнит и хранит. Вот приложите руку к этому камню и к какой-нибудь городской бетонной глыбе. И послушайте. У вас будут разные ощущения, потому что разные зёрна на них сеяли. Разве не так?

— За обнаружение мышино-каменной аудитории хвалю, — засмеялся Фёдор. — Этого я тебе, кажется, не подсказывал!

Вернувшись с электрички, он тут же позвал нас пройтись по хребту в сторону Черепахи. Я отказался, спрятался в палатке от солнца и стал записывать и дописывать то, что ещё не успел.

* * *

Между тем, не помню, говорил ли я, что мы стояли на хребте неподалёку от того места, где из-под хребта идёт наверх страховка, которую наладили здесь альпинисты. Вот по этой страховке и поднялась снизу, от Аракуля, гомонящая группа пляжников. Они не могли меня видеть, остановились на том самом выступе, где я спал утром, и произошел между ними запоминающийся диалог.

— Смотрите, палатка! Ничего себе, где поставились! Ну, неплохо устроились мужчики! — воскликнул один, видимо, даже и не предполагая, что в горах могут быть женщины.

— Да, это не наши, это какие-то горные люди, — заключил женский голос. — А наши-то и от машины боятся отойти.

А третий мечтательно произнес, как о самом заветном:

— Какая красота — ах, вот где бы шашлыки жарить!

Некоторые хотели пройти по хребту дальше через нашу стоянку, но их предводитель твёрдо заявил:

— Вниз, вниз, все за мной! Нам тут не пройти — здесь нам дороги нет!

И тогда они спустились обратно вниз. А я скорей записывал их слова. И жалел, что это не заснять на снимок. Ведь вы наверняка подумаете, что я придумал такой эпизод сам, для символизма: вот, мол, делятся люди на равнинных и горных. Но в том-то и дело, что, честное слово, я слышал это собственными ушами и даже видел в щель спортивное трико их предводителя! Понимаете вы или нет, что меня так поразило? Вы только поймите: ведь дорога-то по хребту отличная! Ребёнок не споткнется! Но эти люди сами ограничили свой мир шашлыками и нижними тропами. И ушли вниз!

Я сорвался и побежал-полетел за Леной и Фёдором. По той самой тропе, по которой пляжникам пути почему-то не было.

Скоро я добрался по наклонным плитам до расщелины, по которой был путь наверх. Вода, стекая по этой расщелине, выточила в камне каскад круглых ступенек. Я не знаю, с чем их сравнить, чтобы вам объяснить. Вот если разрезать гофрированную трубу пополам и посмотреть изнутри, примерно так и получится. Только с той небольшой разницей, что труба — это инженерное произведение человека, а горы — это художественное произведение Бога…

Когда я добрался на четвереньках до верхних ступенек лестнице, то увидел рядом на вершинке Лену и Фёдора. Они мне улыбнулись, и я скорей перебрался к ним, сел и бурно пересказал то, что услышал.

Фёдор рассмеялся и покачал головой, а Лена негромко сказала:

— Кажется, Вадиму нравится, что люди из низины называют нас горными. А тебе, Фёдор? Ты сам о нас что думаешь и о себе?

Он ответил с некоторой грустью:

— Лен, я о себе в основном только то думаю, что тебя я недостоин.

— Интересно, — тут же сказал я. — А кто тогда её достоин? Ты гляди, если будешь долго думать, то дождёшься: я вырасту постарше и сам на ней женюсь.

— Давай-давай, расти, это мы не против, — опять засмеялся Фёдор и натянул мне кепку на нос. — Вырасти, Вадим Яковлевич — это не просто постарше стать…

От этих слов я вдруг загрустил и спросил:

— А как вы думаете, почему я до сих пор не встретил девушки, которую бы полюбил? Мне почему-то никак не встречается таких хороших.

— А ты готов её встретить? — спросил Фёдор, перестав смеяться. — Ты, Вадим Яшин, готов быть таким, чтобы тебя полюбила очень хорошая девушка?

Я призадумался над этим вопросом. Они молчали, потом Фёдор ещё добавил:

— Если ты хорошенько представишь, какая именно девушка тебе нужна, и будешь готов её встретить, она непременно тебе встретится. Но только смотри не ошибись. Видишь ли, какая штука, какой тут механизм, да-да, механизм… В нашей душе зарождаются желания, которые направляют свою энергию по каналам, проложенным нашим воображением. И тогда наши желания сбываются. Но сбываются они, Вадим, не там и не тогда, когда бы хотелось нам, а там и тогда, где это позволит наше воображение. Поэтому называться сбывшееся желание может по-разному. Иногда это называется — счастье, а иногда это называется — возмездие. И то и другое — внутри тебя самого.

— Я понял. Тебя посетило возмездие! — пошутил я.

— Счастье, что моё возмездие меня уже посетило, — без смеха сказал Фёдор, улёгшись на спину и закинув руки за голову. — Теперь это прошлое. А прошлое — это то, чего уже нет. И настоящего тоже, по сути, тоже уже нет. Есть только одно — будущее. А будущее подвластно нашей воле и нашему воображению, и в этом — оптимизм.

Ленка заулыбалась, подняла с камня сухую травинку, щёлкнула ей Фёдора по лбу и нараспев прочитала — это из стихов Марины Цветаевой:

«И не спасут ни стансы, ни созвездья.

А это называется — возмездье

За то, что каждый раз,

Стан изгибая над строкой упорной,

Искала я над лбом своим просторным

Звёзд только, а не глаз…»

Он всё смотрел вверх. Потом спросил виноватым голосом:

— Лен, ты случайно не мечтала когда-нибудь жить в общежитии блочного типа с постоянно не работающим лифтом и одним душем на две комнаты?

Я чуть не подпрыгнул. А Ленка подумала и ответила:

— Я мечтала, чтобы меня никогда не настигло успокоение комфорта. Пока что я к нему слишком привыкла. Можешь меня высмеивать, но жить в общежитии я действительно мечтала. Еще лет с десяти.

— Нда, ну разве что так… — раздумчиво сказал Фёдор. — А вон, смотрите, орлы.

Мы подняли головы, сидели и смотрели, как над нами в небе летают несколько больших птиц. То они опускались ниже, и можно было разглядеть их крылья и их лица, то взмывали наверх и исчезали в солнечном круге. Я даже не стал раскрывать свой готовый к труду «Зенит» и решил лучше поглубже запечатлеть их в собственном сердце. Так, чтобы там, в городе, я мог вспомнить этих птиц и взмыть вместе с ними вверх над всякой и всяческой суетой. В моей душе рождалось множество идей о новых выставках и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату