– Иди ко мне в связку!
– Карманы чистить? – невесело усмехнулся бывший офицер.
– Хотя бы! Чистое занятие! Три секунды страха, день гулянки от души! Знаешь, какие теперь тузы попадаются?!
– Струна, каждый день слышу от тебя одно и то же. Никакого размаха, никаких идей. Скучный ты человек…
– Презираешь! – заныл вор. – А я тебя уважаю, хоть ты и дурак. Круглый идиот.
– Это еще почему? – скорее по инерции, чем из любопытства, спросил Новиков.
– Прикинь! Отсидел порядочно. – Струна глубоко вздохнул. – Выйдешь конченым фраером. Ни кола ни двора. Прописки нету…
– К друзьям подамся.
– Постесняешься позорить! – уверенно возразил Струна. – Кем ты к ним приедешь? Зеком, срок оттрубившим по полной… Не заливай, Витек! Совесть тебе не позволит в родных краях показаться. Ушел офицером – вернулся блатарем!
На работу тебе не устроиться, разве что ассенизатором.
– Годится! – бросил Новиков, с грохотом отставив кружку с чифирем.
– Опять маньку клеишь! – качнул головой Струна. – Гордость не позволит бывшему офицеру дерьмо черпать.
Я тебе дело предлагаю. Сейчас знаешь какие возможности!
Капитализм, бляха-муха. Бери лопату и греби бабки. Фирму с тобой откроем.
– Чем торговать будем?
– Водярой, естественно! – удивился наивности предполагаемого компаньона Струна. – Лучший подъем на беленькой. У меня знакомый директор спиртзавода имеется, я его хазу обчистил, а потом на пересылке встретились.
– Так он небось сидит…
– Откупился! Я с ним скорефанился. Поможет дело закрутить. Представляешь, Витюха, бизнесменами станем. Ты на белом 'мерее' ко мне в гости приезжаешь…
– Лучше на розовом.
– Чего? – Выведенный из мечтательного транса Струна уставился на говорившего круглыми совиными глазами.
– Розовый цвет мне больше нравится.
Уловив насмешку, приятель обиделся.
– Хорошо, что не голубой… Конкретный ты мужик, а выгоды своей не понимаешь! – Уголовник внезапно расплылся в широкой улыбке. – Библию ‹Библия (блат.) – книга.› недавно прочесал… – Струна любил читать и перелопатил почти всю лагерную библиотеку. – Рип ван Винкль называется. Слыхал?
– Нет, – признался Новиков.
– Ну да. Ты, кроме как об уставы, гляделки больше ни обо что не чесал. Так вот. Этот самый Рип ван Винкль… – трудное голландское имя Струна произнес с выражением, – в Штатах лет двести тому назад жил. Жена его зажимала, как наш Вепрь оборзевших контролеров. Он в горы от бабы слинял. Встретил там каких-то чудиков, кирнул как следует и уснул. Проснулся через двадцать лет. Домой вернулся и ни черта не узнал. Все не то. Грымза его загнулась, дочка замужем, народ другим стал…
– К чему это ты? – Новиков внимательно посмотрел на рассказчика.
– К тому, что и с тобой то же самое будет, когда выйдешь! Сел ты, Витек, в одной стране, вольняшку потянешь совсем в другой… – Струна стал серьезным, поднялся, длинно выругался и, шаркая ногами по полу барака, побрел к нарам. – Усек, командир?!
Вечером, когда узкие тени легли между сосен, бригада засобиралась домой, в зону. Конвоиры поторапливали заключенных, те собирали инструменты.
– Колонна, марш! – пролаял прапорщик и стал переговариваться с кем-то по рации.
Заключенные занимали места в автозаках.
– Новиков, зайдешь к начальнику! – просипел прапорщик, дождавшись, когда Виктор поравнялся с ним.
– Быстрее! – торопили солдаты зеков. Им хотелось поскорее выбраться из леса, сдать оружие и окунуться в тепло казармы.
– Новиков, тебя Вепрь на правилку вызывает? – поинтересовался Струна. Он всегда придерживал для приятеля место у кабины, где меньше, по его мнению, трясло и было теплее.
– Не знаю. Гена, – ответил Виктор. Он иногда называл вора по имени.
С начальником колонии Федором Васильевичем Котиковым Новиков беседовал два раза. Первый – сразу по прибытии в лагерь. Его отвел дежурный контролер. Здание администрации колонии, на воровском жаргоне 'ментовская контора', стояло вне жилой зоны, окруженной трехметровым забором и опоясанной сигнальной системой.
– Осужденный Новиков, статья… – Виктор по-военному четко начал рапорт.
– Отставить, старший лейтенант… – тоже по уставу остановил его подполковник. Он сосредоточенно перелистывал дело. – Семь лет вкатили… Федор Васильевич, похожий на огромный гриб, разговаривал сам с собой. – Как себя чувствуешь, десантник?
Вопрос был неожиданным, и Виктор не успел ответить.
– Садись! – начальник зоны, 'хозяин', как его величали и зеки, и персонал колонии, указал на стул. – Что ж, лейтенант, рассказывай, как тебя угораздило?
Новиков почувствовал приступ удушья. Все происшедшее, несправедливое, подлое, не до конца осознанное и не забытое, комком подкатило к горлу.
– В деле все указано.
– Я бумажкам не доверяю! – сказал подполковник. Его взгляд не был враждебным. Скорее оценивающе-сочувственным.
Новикова вдруг прорвало. Выговорился человеку, которого видел первый раз и который должен был стеречь его, держать подальше от нормальных людей, а если потребуется, то и отправить на тот свет.
Виктор словно раскручивал кинопленку с третьесортным боевиком, так все там было дико и нелепо.
Верил ли подполковник Котиков, хозяин зоны, разжалованному гвардии старшему лейтенанту?! Новикову казалось, что он говорит в пустоту.
Начальник колонии слушал заключенного и задумчиво чертил на листе бумаги геометрические фигуры. Исчертив лист, он прятал его в стол и брался за новый.
– Значит, приговор считаешь несправедливым? – Котиков отложил карандаш. – Просьбы о пересмотре наказания писал?
– Писал! – безнадежно-тоскливо ответил Новиков.
– Безрезультатно! – догадался Котиков. Подполковник прошелся по кабинету. Половицы по-мышиному попискивали под его ногами. – Я, Новиков, не следователь! Сиди… сиди.., не вставай! Может, твое дело и тухлое, не мне судить.
Но наказание определено…
– И надо искупить вину честным трудом! – горько усмехнулся заключенный, сожалея о том, что выворачивал душу перед Вепрем.
– Придется дотянуть срок. – Подполковник пропустил насмешку мимо ушей. – Главное, лейтенант, не наделай новых глупостей…
– Мне со старыми расхлебаться бы!
– Определим тебя на должность… – Котиков прищурился и стал в упор рассматривать сидевшего заключенного. – Предположим, что-нибудь по культурно-воспитательной части. Как смотришь?
– На понт, гражданин начальник, берете! Я лагерную науку назубок выучил. В КВЧ пусть закосившиеся греются, я вместе с мужиками из своей бригады повкалываю. Для здоровья полезнее, и народ коситься не будет! отказался от предложения Вепря бывалый зек.
– Толково, лейтенант, мыслишь! – одобрил хозяин зоны. – Сейчас не тридцать седьмой год, на лесоповале народ не умирает, а КВЧ – для придурков и немощных. К себе тягать не буду, иначе стукачом
