полмира, была довольно малочисленной: он говорит, что в пришедшей на Русь армии Батыя было всего 30 тыс. монгольских воинов, в то время как Русь могла выставить 110 тыс. вооруженных людей. Но если даже согласиться с тем, что число монгольских воинов в армии Батыя не превышало тридцати тысяч, из многих источников известно, что монголы широко использовали военную силу ранее покоренных ими народов, частью по принуждению, частью добровольно, поскольку участие в военных походах сулило хорошую прибыль. Во-вторых, 110 тыс. русских – это не профессиональная армия, а просто люди, способные держать в руках оружие, а кроме того, до самой Куликовской битвы нам неизвестны случаи, чтобы Русь выставляла стотысячное войско.
И, наконец, самое важное, хотя и труднопонимаемое. Лев Николаевич упоминает о том, что луки монголов намного превосходили по своим качествам все имевшиеся тогда виды стрелкового оружия, а у лучников с детства тренировали определенные группы мышц. Но это далеко не все. Из многих исторических источников явствует, что ни один народ в мире в то время так не готовился к войне. Монгольские мальчики с шести лет садились на коня и брали в руки оружие и, подрастая, превращались в своего рода совершенные военные машины: один средний монгольский воин мог справиться с пятью-шестью воинами любой другой армии. Еще более совершенной была разработка совместных действий воинов. Словом, в те времена, когда во главе монгольских племен встал Чингисхан, буквально вся энергия объединенного народа воплощалась в армии, и потому тогда, в XIII веке, в мире заведомо не было силы, способной этой армии противостоять.
Легко предположить, что у многих людей вызовет недоумение и даже негодование точка зрения Л. Н. Гумилева на отношения Руси и Орды в эпоху ига как чуть ли не дружески соседствующих государств. И здесь им, конечно, руководили те же мотивы (противостоять общепринятому), и выкладки его нуждаются в корректировке.
Но, однако, не совсем верно и мнение о чрезвычайной обременительности монгольского ига для русского народа.
Обращу внимание на одно очень важное, но труднодоступное исследование историка П. Н. Павлова «К вопросу о русской дани в Золотую Орду», опубликованное в «Ученых записках Красноярского педагогического института» в 1958 году. Это, пожалуй, единственная работа, где данный вопрос поставлен серьезно и конкретно. И выясняется, что в среднем на душу населения годовая дань составляла всего лишь один-два рубля в современном исчислении! Такая дань не могла быть обременительной для народа, хотя она сильно била по казне собиравших ее русских князей. Но даже при этом, например, Симеон Гордый, сын Ивана Калиты, добровольно жертвовал равную дани сумму денег для поддержания существования Константинопольской патриархии…
Гораздо более пагубными, чем что-либо, были отдельные набеги татарских отрядов на русские области – но они (о чем можно прочитать у С. М. Соловьева) в подавляющем большинстве случаев были спровоцированы междуусобной борьбой русских князей и совершались по их прямому вызову. В этом смысле действительно иго подорвало нравственные основы русской жизни. Одна из самых неприятных вещей заключалась в том, что платой монгольским отрядам за их «помощь» князьям было разрешение беспрепятственно грабить соседнее княжество, уводить в рабство людей и т.д.
Так или иначе есть все основания с сочувствием отнестись к тому опыту осмысления татаро- монгольского ига, который предпринял Л. Н. Гумилев. Прямолинейные исторические представления, деление моментов истории на абсолютно положительные и безусловно отрицательные никогда не дают верной картины эпохи и не способствуют формированию истинного национального самосознания…
Орда, защитившая Русь
«…Европоцентризм – не наука, а мифология, служащая политике. Научным истинам не так просто завоевывать человеческие умы. Особенно те, которые питают идеологические мифологемы. Поэтому неудивительно, что в течение 16 лет ни одна книга Гумилева не вышла ни в одном издательстве. После каторги русский ученый, бравший, между прочим, Берлин, был обречен на научное забвение и на 20 лет политической травли. Официальным хулителям Гумилева, громившим его недоступные читателям работы, были предоставлены все услуги прессы.
Но что же можно противопоставить учению Гумилева? О. Шпенглера еще могли обвинить в дилетантизме, научно разработанной этнологии тогда не было. Но каким оружием следовало сразить самого творца научной этнологии? Того, кому для ее создания потребовалось синтезировать циклопические громады знаний – от микробиологии, антропологии и физики до всеобщей истории, истории культуры и древних религий.
А вот каким. Разве не ясно, что одному человеку это невозможно сделать? Такое едва ли под силу даже первоклассному НИИ. (У Гумилева не только не было никакого научного коллектива – он после лагеря вообще не мог устроиться на работу ни по одной из своих многочисленных научных специальностей, по каждой из которых мог бы быть профессором). И это без единого н а у ч н о г о довода против учения Гумилева. Незадолго до своей смерти он все же успел дать отповедь одному из своих ниспровергателей – историку А. Кузьмину.
Панику историков перед наукой Гумилева особенно легко понять. Русская история писалась по эталону европоцентризма. К примеру, всем нам с детства вбивалось в голову, что татаро-монгольское и г о лет на 200–300 отбросило Русь в культурном развитии по сравнению с Европой. Что иго помешало правильному развитию нашей государственности, превратив Русь в деспотическую монархию азиатского типа.
Но вот мы опомнились и спросили себя: а почему же сейчас русская иконопись XIV в. считается вершиной в истории мировой живописи? И почему именно с XIV в. русский народ начинает создавать великое государство, 600 лет шедшее от победы к победе? Где же было и г о? Отчего оно ничему этому не препятствовало?
Если применить к истории д и а х р о н и ч е с к у ю сравнительную схему развития этносов Гумилева, то европоцентристская концепция истории превращается в смешной обывательский анахронизм. Так, традиционное деление человечества на Восток и Запад – лишь предрассудок, искусственно порожденный западноевропейской философией истории для противопоставления романо-германского суперэтноса всему остальному миру. Российский суперэтнос – самостоятельная этническая целостность, возникшая в XIII–XIV вв., а не во времена Киевской Руси. Возникшая при благодатном влиянии Золотой Орды, охранявшей зарождавшуюся Русь от имперских щупальцев папской Европы. Не Русь, как щит, заслоняла Европу от монголов, а Монгольский улус спасал молодую Русь от поглощения Европой.
Чем была Орда для Руси прекрасно понял св. Александр Невский, обратившийся к Европе с мечом, а к хану – с миром и союзом. Спросят: а с кем же воевала потом Русь на Куликовом поле? Ну, разумеется, не с Ордой, если лучшие ордынские конные лучники – наиболее профессиональные воины того времени – сражались на стороне Дмитрия Донского и практически обеспечили русским победу против Мамая. Смешно? Да, смешно, если осознать, до какой степени можно было нас дурачить постоянным извращением великорусской истории. Подлинная же история не укладывается в прокрустово ложе, приготовленное ей европоцентризмом. …»
«…первая настоящая реакция против историософского европоцентризма возникла в России в трудах Н. Данилевского и К. Леонтьева. Этих патриотов православной Руси было трудно убедить, что 700 лет русской христианской культуры до Петра были историческим небытием. Великая храмово-иконная Россия еще жила тогда перед их глазами – и вот европейская теория вынуждала их верить, что это всего лишь местечковое явление, к „единой мировой“ культуре вовсе не относящееся. По гегелевской философии истории, „варварская“ Русь XIV в., к тому же „отброшенная“ назад более чем 200-летним монгольским „варварством“, никак не могла создать шедевры мирового искусства, и требовалось признать, что Рублев и Дионисий в европейском масштабе были просто мазилы. Великая национальная культура отрицалась по европоцентристскому принипу: не потому, что ее не было как факта, а потому, что факт противоречил концепции.
