рухнул на тротуар. Следом полетела клетка. Коэн слышал с балкона, как она с треском разлетелась от удара о землю.
Целый час с веником в руке, колотящимся сердцем и пульсирующим болью носом Коэн ждал возвращения Шварца. Но птица, у которой разорвалось сердце, не вернулась.
Вернулись Эди и Мори.
— Поглядите-ка, — сказал Коэн, показывая им окровавленный и распухший втрое против обычного нос, — что сделал этот сукин сын. Теперь вот шрам останется.
— А где он? — испуганно спросила Эди.
— Я выгнал его вон, и он улетел. Избавились, слава Б-гу.
Никто ничего не сказал; Эди прижала к глазам платочек, а Мори попробовал было повторить таблицу умножения на девять и обнаружил, что не помнит и половины.
Весной, когда снег уже подтаял, мальчик, который ничего не забыл, бродил неподалеку от дома в надежде отыскать Шварца. Он нашел его на крохотном лоскутке земли около реки. Оба его крыла были сломаны, шея свернута, а глаза выклеваны.
— Кто сделал это с вами, мистер Шварц? — рыдал Мори.
— Антисемиты, — позже сказала Эди.
