— Точно, — кивнул Игорь, — а еще по одной?
— С удовольствием!
И они выпили еще по одной.
Игорь вытер лоб рукой и сказал:
— Во! Пробило наконец! Это значит, что организм заработал в нормальном режиме. Ну, я тогда продолжаю. Итак, все знают, что вопрос «зачем идет дождь?» некорректен. И если начать всерьез искать на него ответ, то дело кончится дурдомом. Религиозные люди любят задавать себе идиотские вопросы, на поисках ответа их сознание вылетает в пустое пространство, и остолбенение, граничащее со ступором, в которое они впадают, они принимают за особое состояние прикосновения к великим и главным, хотя и непостижимым вибрациям. Так что «кто создатель?» — вопросик еще тот. А уж «зачем создал?» — берегите головы, ребята! Мозги, они ведь жидкие, закипят…
Роман засмеялся.
— Да, это действительно смешно, если б не было так грустно, — сказал Игорь. — И вот, значит, предполагая ошеломляющее многообразие во Вселенной сущностей, причем трудно доступных хоть для какого-то понимания нами, я со страхом за собственный рассудок бросаю мысленный взор дальше, туда, где попросту ничего не вижу, потому что не могу опознать. И понимаю, что это бессмысленно. Ну, верующие, понятное дело, тут же подают фирменную реплику «уверовал бы — увидел».
— Точно, — кивнул Роман, — сам слышал это много раз.
— Между прочим, о соизмеримости, — Игорь заглянул в пустую пачку, и Роман перебросил ему свою. — Благодарю вас.
Закурив, Игорь сказал:
— Соизмеримость. Любой талантливый математик сможет объяснить то, что я имею в виду, гораздо лучше меня. К примеру, шестнадцать миллиардов световых лет. Таковы известные на сегодняшний день размеры Вселенной. Это о чем-нибудь говорит? Итак, некто развлекается организацией систем такого масштаба, а тут… Тьфу! Смешно говорить! Наша цивилизация, естественным образом имеющая начало и конец — оба параметра неизвестны, но неоспоримы, — просуществует настолько мало времени, что сама вероятность ее существования близка к нулю. Это о времени. А о пространстве? Даже говорить не хочу. Нас просто нет.
— Девять классов, говорите? — хмыкнул Роман.
— И три коридора, — усмехнулся ему в ответ Игорь. — Так вот, я твердо убежден, что интересы создателя системы и интересы человека не могут хоть каким-либо образом пересекаться или совпадать. Что-то вроде визита улиток к белкам. Встретились, но друг друга не увидели. Но если создатель знает о нашем существовании, то никак не может рассчитывать на то, что мы поймем его замыслы. И если он умен, то и надеяться на это не будет. Между прочим, грандиозность масштабов не является свидетельством ума. Возможно, автор всего этого — дурак или больной.
— Да-а-а… — протянул Роман, — попробовали бы вы сказать такое, скажем, в Испании четырнадцатого века.
— За что же вы меня так, — обиженно спросил Игорь, — меня бы там на костре сожгли, а перед этим долго пытали бы с помощью испанского сапога, дыбы…
— Иголки под ногти, — подхватил Роман, — раскаленные щипцы еще…
— Ага, — кивнул Игорь, — этими щипцами мне вырвали бы грешный язык. И как бы я стал петь блюзы?
— А тогда блюзов еще не было, — резонно ответил Роман. — Кроме того, петь бы вы все равно не стали. Сами сказали про костер.
— Да, костер…
Игорь посмотрел на графинчик, и Роман, перехватив его взгляд, сказал:
— А по рюмахе? За Испанию четырнадцатого века?
И они выпили за Америго Веспуччи, хотя он жил не в четырнадцатом, а вовсе даже в пятнадцатом веке, и по происхождению был флорентийцем.
— Боженька… — саркастически произнес Игорь. — А мы, значит, возлюбленные чада божьи? То есть Вселенная — огород, затеянный ради нас. Ну-ну… Да мы через мгновение пропадем и даже следа не останется!
— А мне, — вспомнил Роман, — мне один тупорылый, как вы изволили выразиться, христианин, не лишенный научно-фантастических интересов, сказал, что где-нибудь в созвездии Лебедя вполне могут быть разумные существа, но они, блин, так и проживут в темноте и грехе, если наши христиане не прилетят к ним на ракетах и не вправят им мозги.
— Мдя-я-я, — Игорь покачал головой. — Кстати, я обращаю свой недобрый взор на христиан только потому, что они физически, точнее, территориально самые близкие. Жил бы я в Аравии, щурился бы на мусульман. Хотя там, наверное, недолго бы щурился.
Роман засмеялся.
— Это точно. Там бы вы недолго щурились.
Игорь кивнул и сказал:
— Я делаю очень осторожное предположение: возможно, мысль о том, что мир именно создан, пришла кому-то в голову в первый раз тогда, когда люди перестали жрать подножный корм и кидаться камнями. Когда они стали сами создавать что-то, в их тогдашние деревянные головы забрела мысль: ага, я сделал этот каменный топор. А вокруг полно всяких объектов, причем даже очень больших и сложных. А ведь их тоже наверное, кто-то сделал. Во круто! Да каким же должен быть тот парень, который сделал эту гору? Или это море? И так далее. Возможно…
— Возможно, — согласился Роман.
— Модель мира, которую предлагают все без исключения религии, не имеет ничего общего с настоящим положением дел. Даже с моим ничтожным знанием в этой области я вижу это совершенно ясно. Если мы созданы по образу и подобию автора, то, значит, имеет место и обратное сравнение — он имеет образ и подобие вроде нашего. А раз так — то пошел бы он куда подальше, такой Творила!
— Да, нет на вас Торквемады![5] — заметил Роман.
— Точно, нет. Но у нас тут своя инквизиция была, ничем не хуже. И вообще, я считаю, кстати, не я один, — что религия просто инструмент порабощения. А жрецы, я их иначе не называю — просто корыстная сволочь. Причем корысть их больше, чем примитивное желание денег.
— Власть — вот что им нужно! Повел левой рукой — пять тысяч присели на корточки. Повел правой — двадцать тысяч постучали себя по лбу. Сказал человеку несколько слов — и тот начал мучиться. Другому пошептал — и он отошел облегченно. А к тебе идут, доверчиво спрашивают: а это как? А почему? А ты им отвечаешь… Отвечаешь… Благословляешь, коришь, причем мягко, смиренно… Да при таком раскладе никаких денег не надо! Власть слаще любых сундуков с золотом-брильянтами. А еще они говорят — Бога, ребята, вам увидеть никак нельзя. Но это ничего. Вы свои проблемы, желания, устремления, энергию, таланты, деньги и прочие ценности несите нам. А мы ему передадим. Вы, главное, — верьте. Нам умные не нужны, нам верные нужны. Это, между прочим, цитата из Стругацких. Читали?
— Читал, — ответил Роман, — только цитаты этой не помню.
— Не важно, — Игорь отмахнулся. — Важно то, что в моей жизни однажды настал момент, когда я начал задумываться над значением слов и над тем, как их употребляют. И — ужаснулся. Вот вам маленький современный пример. Один человек с восторгом говорит другому: конкретная машина! Имеются в виду ее превосходные качества. Но ведь «конкретный» значит совсем другое — «именно этот из ряда аналогичных». Элементарная подмена понятий. И когда масса подмененных понятий вырастает до известного предела, происходит подмена сознания. Если в языке конкретных пацанов таких подмененных понятий сотня-другая, то церквояз насчитывает их тысячи и тысячи.
— Ишь ты, церквояз! — усмехнулся Роман. — Не слышал еще такого.
— А я этот термин сам изобрел, — Игорь гордо подбоченился. — Ну что, еще по одной?
— А как же! — охотно согласился Роман. — За новые слова.
И они выпили за новые слова.
Игорь закурил и, подумав, сказал:
— А меня, честно говоря, уже зацепило.
