его… «умираю, но не сдаюсь»?
— Ты знаешь, Самоедов, — Лиза впервые назвала его так, — все бы ничего, но вот соски… Понимаешь, я очень люблю ходить в футболке и без лифчика. И чтобы соски торчали. Понимаешь?
— Понимаю, — ответил Самоедов и уставился на ее соски, — очень даже понимаю. И одобряю.
— Но то, что я скажу, изменит твои планы, очень сильно изменит.
— О-о-о… Я слышу в твоих словах угрозу, — улыбнулся Самоедов. — Это уже интересно. Ты хоть понимаешь, что сейчас ты, как говорят злодеи в кино, в моих руках?
— Конечно, понимаю. А ты понимаешь, что в твоих руках может оказаться ядовитая змея или, например, граната с выдернутой чекой!
— Ого! Это как понимать?
— Сейчас поймешь. Ты хотел узнать все? Сейчас узнаешь. Принеси пива.
— Что-о? А устриц тебе не хочется?
— Сейчас — нет. Давай шевелись. Ты хотел разговора — ты его получишь. Считай, что ты меня уговорил. Или — испугал. Это как тебе больше нравится.
Самоедов изумленно покрутил головой, но обернулся к двери и крикнул:
— Фантомас!
Дверь открылась, и на пороге показался человек, полностью соответствовавший этому прозвищу. У него не было ни прически, ни бровей, ни ресниц, и если бы его выкрасили в зеленый цвет, он стал бы вылитым Фантомасом, но раза в два помощнее.
— Принеси пива.
Фатомас молча кивнул и ушел.
— Освободи мне руки, — потребовала Лиза.
— А больше ты ничего не хочешь? — ехидно поинтересовался Самоедов.
— Ты что — боишься меня? У тебя же тут полный дом вооруженных бандитов, а я — всего лишь слабая женщина.
— Знаем мы таких слабых женщин, — недовольно пробурчал Самоедов, но все же взял из канцелярского набора, стоявшего на офисном столе, небольшой ножичек и разрезал скотч на руках Лизы.
С треском отодрав руку от кресла, она немедленно всунула палец в ухо и стала яростно чесать его. При этом она бормотала:
— Ни хрена-то ты не понимаешь в пытках. Все тебе — щипцы, мясо, ногти… Вот китайцы — молодцы. Таракана в ухо, и все дела. А ты — мясник, вот ты кто.
Самоедов с удивлением и интересом уставился на Лизу, чувствуя, что она все-таки нравится ему. В это время за его спиной открылась дверь, и прозвучал хриплый голос Фантомаса:
— Я пиво принес.
— Поставь на стол, — сказал Самоедов, не поворачиваясь.
Фантомас поставил поднос с пивом и стаканами на стол, бросил жадный взгляд на задорно прыгавшую в такт чесательным движениям обнаженную грудь Лизы и вышел, закрыв за собой дверь.
Наконец Лиза закончила чесаться и сказала:
— Ты лопух, Самоедов. Оно чесалось уже полчаса. И через какие-нибудь десять минут я и так рассказала бы тебе все. Без всяких пыток, только за возможность почесаться. Давай наливай.
Налив пиво в стакан и протянув его Лизе, Самоедов развернул стул в нормальное положение и удобно уселся на него.
— Ну, я слушаю тебя, — сказал он и приложился к пиву.
Лиза опустошила свой стакан, деликатно рыгнула и, взглянув на Самоедова, сказала:
— А говорить-то особенно и нечего. Ты, я вижу приготовился слушать двухчасовую исповедь… Расслабся. Ничего такого не будет.
И она протянула Самоедову пустой стакан.
Он послушно наполнил его, и Лиза, сделав глоток, сказала:
— Все очень просто. Ты хочешь отомстить Роману, но он теперь знает, кто стоит за всеми его неприятностями. А у Романа отличные друзья, и друзья эти вовсе не на помойке найдены. Ты себя, наверное, крутым считаешь, так вот они покруче тебя будут. Не веришь — убедишься. Ты думал, что ты, оставаясь инкогнито, охотишься за артистиком, развлекаешься, а он, поверь мне, очень серьезный человек и, если будет нужно, убьет тебя собственными руками. Вот, собственно, и все.
Самоедов помолчал, потом на его лице отразилась решимость, и он, глядя Лизе в глаза, сказал:
— Понятно. Все понятно. Я оказался перед достойным противником… Что ж, это даже интересно.
Он с силой потер ладонями лицо и снова посмотрел на Лизу:
— Теперь ты будешь у меня в заложницах. И я не посмотрю на то, какая ты красивая да изящная, какая ты умная и какой у тебя высокий полет. Я изуродую тебя, как бог черепаху, и отпущу. И весь остаток жизни ты будешь корчиться, как раздавленная лягушка. Ты мне веришь?
И он приблизил лицо к глазам Лизы, прикоснувшись носом к ее носу.
Она увидела в его зрачках жестокость и… и страх.
— Верю, — ответила она.
— Верь, — кивнул Самоедов и отодвинулся.
Он встал, повернулся к Лизе спиной и громко позвал:
— Фантомас!
Фантомас тут же появился на пороге.
— Отвезите эту девку в Лупполово и охраняйте. Если что — можете ее трахнуть как хотите. Я скоро приеду туда сам.
Он повернулся к Лизе и закончил:
— Нравится?
— Нравится. Вы понесете меня вместе с креслом или все-таки освободите?
Самоедов хмыкнул и, взяв со стола канцелярский ножичек, разрезал скотч.
Лиза отодралась от кресла и встала. Подойдя к Самоедову, она с силой наступила высоким и острым каблуком ему на ногу и сказала:
— Это тебе за сигарету.
Самоедов сморщился от боли, но не убрал ногу.
А через минуту, глядя, как ее уводят трое здоровенных братков, он усмехнулся и пробормотал.
— А все-таки ничего бабенка у певца…
Когда Лизу увели, Самоедов уселся в то самое кресло, к которому только что была привязана Лиза, закурил тонкую коричневую сигарку и, выпустив дым в потолок, задумался.
Как же она смогла найти его?
Ответить на этот вопрос, а он был первым из тех, которые Самоедов задал привязанной к креслу девушке, она отказалась наотрез. Он не стал настаивать, но теперь снова вернулся к этому вопросу и ответа не находил.
Если бы он знал, что Таратайкин, кроме всего прочего, рассказал Лизе о том, где именно Самоедов с регулярностью человека, тщательно следящего за своим здоровьем, совершает ежедневную утреннюю пробежку…
Утром, позвонив Роману и дав ему инструкцию насчет бомбы на стадионе, Самоедов надел спортивный костюм и, спустившись по широкой лестнице пешком, кивнул консьержу и направился в Сосновку. В этом парке он бегал уже восемь лет и, будучи человеком суеверным, не отказывался от ежедневных пробежек не только из соображений спорта и здоровья, но также и от непонятно откуда возникшей уверенности в том, что у него все будет хорошо до тех пор, пока он по утрам отдает дань свежему воздуху и движению.
Подойдя к входу в парк, он увидел «Мерседес», перед открытым капотом которого в глубокой задумчивости стояла красивая темноволосая девушка в белой блузке и белой же короткой юбке. Увидев Самоедова, она с надеждой посмотрела на него и сказала:
— Может быть, вы поможете… Я совершенно ничего не понимаю.