У нее было много оснований для того, чтобы поразмыслить над поведением Франи. Оно вызывало в ней недоумение, неодобрение и гнев. Франя — эгоист, живег только для себя, как бабочка, порхает с цветка на цветок. Словно одним своим существованием он приносит пользу, делает кому-то добро, словно он не человек, а какое-то чудо природы.
Разве не является первой обязанностью каждого, кто выпал из трудового процесса, не откладывая и не теряя времени на лишние разговоры, снова включиться в бесконечные ряды трудящихся, покончить со своим безрадостным состоянием «безработности»?
Это состояние неблагоприятно отражается на здоровье, противоречит правилам гигиены и, кроме всего прочего, свидетельствует о недостаточно развитом внутреннем такте. И эту простую истину, этот великий, хотя и неписаный закон человеческого общества Франя как будто не понимает. Как поэт, он был важным звеном в трудовой цепи, но после своего крушения он должен был немедленно переключиться на другую работу. Если бы она могла преподнести ему все это на тарелке, вместе с ножом и вилкой! Крикнуть ему в лицо: ты лентяй, ты не заслуживаешь снисхождения!
Но сказать этого нельзя, она смертельно обидела бы его! Слово «лентяй» является самым оскорбительным ругательством, даже подозрение в лености — и то надо высказывать с большой осторожностью! Каждый раз при встрече с Франей Маргаритка прежде всего спрашивает его о работе. И, хотя этот вопрос является простой формой вежливости, Маргаритка задает его всегда таким настойчивым тоном и при этом так многозначительно смотрит на Франю, что он волей-неволей должен понять смысл ее слов. В замешательстве Франя ворчливо отвечает на ее вопрос. Но что он может сказать? Всякий раз он затягивает одну и ту же песенку: пока он «без», нет ничего подходящего, но кое-что уже наклевывается, уже очень скоро, может, через неделю, а, может, даже еще раньше, завтра… Маргаритка была готова усадить его за машинку в канцелярии буфета, но стоило ей только упомянуть об этом, как у Франи появилось множество других планов и возможностей устройства. Как будто работа — это вино, которое разлито по бутылкам и нужно только откупорить одну из них…
Маргаритке было тягостно напоминать Фране о работе, ее удерживало не только чувство такта, но и уважение к груду вообще. Поэтому, не обращая внимания на вопрос Франи, она стала говорить о том, что ей было дороже всего на свете. Может быть, он сам догадается…
— Вчера у меня была сверхурочная работа. Я придумывала совершенно новую начинку для тетерева. Мы готовимся к соревнованию в приготовлении самого вкусного кушанья из дичи. Осенью будет проводиться гастрономическая олимпиада.
Блюда, признанные лучшими на зональных соревнованиях, будут пробовать тысячи людей. Победителькулинар получит звание инженера гастрономии. А почему бы и нет? Ведь это же химики, изобретатели, творцы человеческого наслаждения. Повара, несомненно, заслуживают самого глубокого уважения, они занимаются одновременно физическим и умственным трудом, который никогда не удастся механизировать, потому что это — творческий труд, Маргаритка с увлечением рассказывала, как она из крема и орехового теста построила на хрустальном блюде точную копию «Дворца звезд». Потом она стала объяснять, как делается пирожное с кувшинками из желтков и хризантемами из масла. Теперь уныло молчал Франя. Оы был сыт, желудок не требовал пищи. Даже слушать о еде было неинтересно. Франя с тоской смотрел на копошившиеся массы загорелых людей, отдыхающих на пляже последнего влтавского озера, мимо которого они в этот момент проезжали. Это озеро было, пожалуй, самым заманчивым. Оно сулило им приятные минуты отдыха, наслаждение дарами летнего дня — солнцем и тенью, теплым песком и водой. Стоило только нажать на рычаг, включить мотор и свернуть влево, где уже выстроился целый город из автомобилей.
— Не освежиться ли нам? — с надеждой в голосе спросил Франя, облизывая пересохшие губы.
Он повел машину по краю дороги, где можно было ехать медленно.
— Я уже сказала: точно в пять я должна быть дома…
— Зачем?
— Подписывать книжку…
— Новую книжку? Ты даже не похвасталась…
— А ты даже не спросил…
— Ты даже не послала ее мне…
— Придут читатели и читательницы, я должна их угостить. Книжка называется «Приятного аппетита!» — Тебе все удается, — сказал Франя с легкой вавистью. — И эти орихидеи из масла…
— Хризантемы! — поправила его сердито Маргаритйи — Совершенно верно, хризантемы из масла и стихи о хризантемах…
— Я не придаю им большого значения, — призналась она и тут же пояснила: Я говорю о стихах! Они только дразнят наше воображение для того, чтобы слюнные железы выделяли больше слюны. Самое важное — это моя работа в кухне. Без нее все потеряло бы смысл — и отдых, и развлечения, и красивые платья, и новая шляпка, и радостное ожидание завтрашнего дня, и мечты о счастье, о разных удовольствиях жизни. Я не хотела бы получать все это даром. Брать, ничего не давая взамен, это было бы… ну, как говорили? Надо иметь чувство гордости, правда? Тебе не кажется?
В душе у Франи поднималась волна протеста.
У него были свои взгляды на этот счет, и, по мере того как девушка говорила, они еще более укреплялйсь. Он ясно понимал, против кого были направлены ее слова! Он не иозвдагит себя оскорблять!
Скажет ей все начистоту! Она не хочет согласиться с ним и еще провоцирует его! Хорошо же!
Уже без остановок они проехали мимо всех озер и мимо первого озера, озера Уток, которое теперь было последней, однако тщетной надеждой.
И вдруг Франя понял, что они с Маргариткой, очевидно, скоро расстанутся, что, вероятно, это их последняя прогулка. Он сразу же примирился с этой мыслью, решив из упрямства не уступать из-за какой- то Маргаритки… он найдет себе другой цветок, путь его молодости проходит через луга, усеянные цветами…
— А что тебе не нравится, Маргаритка? — начал он, делая вид, что ничего не понимает. — Ты же работаешь, никто не мешает тебе, никто не отнимает у тебя работу. Кто хочет, пускай трудится до седьмого пота! Есть много людей, которые просто не могут жить без работы!..
— Но ты к ним, конечно, не принадлежишь! — накинулась на него Маргаритка. С ее стороны это было жестоко, но она не могла больше сдерживаться. Франя лишь передернул плечами.
— Конечно, не принадлежу, — сказал он язвительно. — Ты правильно подметила. Чтобы тебе было ясно, я просто не чувствую потребности в работе…
— И тебе не стыдно?
— Но почему? — мягко и примирительно сказал он, вместо того чтобы обидеться. — Я прекрасно себя чувствую в теперешнем положении! Мы с тобой, Маргаритка, никогда об этом не договоримся. Ты называешь позором то, что я называю отвагой!
— Весь день ничего не делать — и ты это считаешь отвагой? — воскликнула она с возмущением и отодвинулась от него. — Не обижайся, но это проcто лень!
Франя улыбнулся и принялся излагать Маргаритке свои взгляды.
— Это слово относится к тому времени, — скавал он, — когда труд еще означал рабство…
— Вы говорите на ветер, — перешла на «вы» Маргаритка.
— И теперь труд означает рабство, — продолжал он, — но рабство добровольное. КОНeЧНО Никому нельзя запрещать работать, но нельзя также препятствовать тем, кто хочет освободиться от работы. Многие из нас уже преодолели в себе этот атавизм, это наследие давно минувшей эпохи!
— Хватит! — вскричала Маргаритка. И букет нежных роз, лежавший на сиденье возле нее. широким полукругом вылетел из окна машины и упал на обочину автострады.
Франя сделал вид, что ничего не заметил. Он понял, что песенка его спета. Ему это было ясао еще до того, как он начал говорить. Поэтому теперь он нарочно замедлил ход машины и продолжал:
— Возможно, вы будете нас травить, преследовать, принуждать к работе голодом и неизвестно еще какими мерами, но нас не уничтожить — правильная идея в конце концов восторжествует!
Он подвез девушку к дому, открыл дверцу машины, галантно предложил ей руку и даже как-то виновато улыбнулся. Философия ничегонеделания уже давно занимала его ум, но он никогда не решился
