только на часть отпуска, но это же лучше, чем ничего.
— Да, конечно! — возмущенно фыркнула я. — Тебе-то хорошо, у тебя с твоим английским всегда есть приработок, сейчас на английском все помешались. Света подработала у Виталика в магазине. А у меня только зарплата. Единственный частный ученик, и тот недоплатил. Мне по полной стоимости не купить даже самой дешевой путевки. А ведь еще дорога! Придется все лето торчать в Ленинграде. А если все равно буду здесь торчать, то стану заниматься сизисом. Представляете себе, отдых?
— Ты с ума сошла! — бурно возразила Настя. — Летом заниматься сизисом! Только через мой труп! Почему, в конце концов, ты не могла, как Света, подработать в магазине?
— Почему, почему… Потому что тогда я б сидела не с вами на лавочке, а в тюрьме, и проблема летнего отдыха благополучно бы разрешилась. Вы же знаете мои взаимоотношения с деньгами. Наверняка бы вляпалась в какую-нибудь недостачу. Причем чужую.
Мои подруги вздохнули. Возразить им было нечего. Про мои денежные дела можно слагать саги. В принципе, я не считаю себя невезучим человеком, но вот в этом конкретном вопросе… Если я, сделав небольшие сбережения, вкладывала их в доллары, курс доллара тут же падал. У меня нередко возникала мысль, что, будь я побогаче, я бы таким образом запросто могла разрушить американскую экономику, быть может, даже довести ее до состояния нашей. Зато стоило мне доллары продать, как курс начинал расти. Ну, это еще ладно, со всяким случается. Бывало и поинтереснее. Я в компании со своими соратниками по науке выиграла грант Российской Академии наук. Деньги мы честно делили поровну. Преимущество этого гранта заключалось в том, что с течением времени соответственно инфляции мы должны были получать все больше и больше. Однако реально вышло наоборот. Денег с каждым разом приходило все меньше и меньше, словно инфляция вдруг заработала в обратную сторону. Было еще несколько проектов, в которые меня вписывали благородные собратья по науке, но те в результате не принесли и вовсе никакого дохода. Настя вообще считала, что меня надо из всех проектов исключить, а оставшиеся в них лица пусть выплачивают мне некоторый процент — за то, что я своими отрицательными флюидами не порчу их начинаний. Продолжать на эту тему можно бесконечно. В результате от работы, связанной с деньгами, я шарахалась, как черт от ладана.
— Привет, девчонки! — бодро приветствовала нас незнакомая компания парней, пробегая мимо.
— Кто это? — спросила я. — Это что, ваши студенты?
— Не мои, — энергично открестилась Настя. — Хоть я и не такой монстр, как ты, но все же мои обращаются ко мне не так фривольно. Твои, Света?
— Нет, своих я всех помню. Но и у этих тоже физиономии знакомые. Особенно высокий, с усиками. Прямо Д'Артаньян. Слушайте, так это ж певуны! Просто они в другой одежде.
Певунами мы прозвали компанию парней, которые год назад в Южном лагере жили в соседнем с нами домике и ночами непрерывно пели, мешая нам спать. Лиц их я абсолютно не помнила, однако голоса врезались мне в память навеки.
— Вообще-то, похожи. В смысле, голоса похожи.
— Они, — кивнула Настя. — Удивительно, что они нас узнали. Мы ведь тоже в другой одежде.
— Наверное, они различают людей не по одежде, — как всегда, задействовав свою математическую логику, резюмировала я.
— Здорово! — обрадовалась Света.
Я удивилась:
— А какая тебе разница? По мне, так хоть бы они вообще не могли отличить мужчину от женщины, мне безразлично. У меня другие проблемы.
— Ты не поняла. Они явно принимают нас за студенток.
— Тоже мне, радость, — я не соглашалась ни на какое утешение. — Гардеробщица в преподавательском гардеробе тоже принимает меня за студентку. В результате я вынуждена таскать пальто в руках — она меня не раздевает.
— Могла бы раздеться в студенческом, — посоветовала Настя.
— Не могла! — бушевала я. — Я не знаю, где он!
— Так спроси.
— Еще не хватало! Я же не студентка, зачем мне спрашивать, где студенческий гардероб? И вообще… Недавно один преподаватель пытался выпихнуть меня из помещения моей же собственной кафедры. Закричал: «Как вам не стыдно, вам же сюда нельзя!» Я даже вначале решила, что по ошибке рвусь в мужской туалет. А у меня на кафедре учебники лежали…
— И что? — заинтересовалась Настя. — Так до сих пор и лежат?
— Не лежат. Меня секретарша защитила. Она выскочила и сказала: «Почему вы ее не пускаете, это же не студентка, а наш сотрудник».
— И что этот?
— Да ничего. Пустил. Но даже не извинился. А если б я и была студентка, так что, на меня можно кричать?
— А если б ты и была студентка… — задумчиво повторила Настя. — А ведь это мысль.
— Ты о чем?
— Я знаю, что для студентов путевок полно. Даже больше, чем им нужно. Их прямо-таки уговаривают ехать. Это только преподавателей так зажали. Вот если б мы были студентки…
— Но мы же не студентки, — с присущей мне любовью к точности известила я Настю. Хоть и догадывалась, что она и без меня, пожалуй, в курсе.
— То есть ты предлагаешь выдать нас за студенток? — оживилась сообразительная Света. — Ну, по внешности мы вполне сойдем. Один мой ученик недавно сказал мне, что мне не больше девятнадцати лет.
— Хорошо же ты его научила считать! — я была так зла из-за путевки, что во всем находила лишь мрачную сторону. — Мог бы догадаться, что ты после школы пять лет училась в институте.
Настя за Светиной спиной погрозила мне кулаком. Да, кажется, я не вполне тактична. Но Света хороший человек, она не обидится.
— Нужны студенческие билеты, — резюмировала Настя. — С более-менее похожими фотографиями. Катя, тебя, как математика, студенты жутко боятся. Потребуй у них билеты, они не посмеют отказать.
— У меня в группах одни мальчишки, — поспешно возразила я. — Совершенно на нас не похожи. И вообще, придумала! Как это я возьму и попрошу одолжить мне на лето студенческий билет? У меня язык не повернется. Проси лучше ты, раз ты такая смелая.
— Я не могу. У меня английский, а он не профилирующий. Они знают, что я и без того поставлю всем зачеты.
— Тем более. Не могу же я шантажировать бедных студентов.
— Ну, не шантажируй, — не сдавалась Настя. — Действуй обаянием.
— Сама действуй обаянием. У тебя его больше.
— У меня оно действует на мужчин, а у тебя на женщин. А ведь нам нужны женские билеты…
Полученный комплимент выглядел сомнительным, и я снова впала в уныние.
— И что б вы без меня делали, — засмеялась Света. — Только ругались бы. У меня есть план.
Две пары глаз с отчаянной надеждой уставились на нее, как глаза утопающих на соломинку. Сравнение тем более оправдано, что Света гораздо более эфирное создание, чем мы с Настей, и на нашем фоне и впрямь смотрится соломинкой.
— В общем, так. Студенческим профкомом сейчас руководит Костик. Пять лет назад я была с ним вместе в стройотряде. С тех пор, правда, я его не видела, но тогда он был мировой мужик. Я возобновлю с ним контакты.
— Благодетельница! — от полноты сердца высказалась я. — Надеюсь, он не устоит. Если устоит — значит, он не мужчина.
Костик оказался мужчиной, что подтвердили как его поступки, так и Светины слова.
— Конечно, он здорово изменился, — бодро известила нас Света, — но меня помнит. И вообще, я всегда замечала, что если мужчина рано лысеет, но при этом такой поджарый, то он… — Она сделала загадочный жест рукой и замолкла.
— Что он? — заинтересовалась я.
