подходит ни научный метод, в котором мы, перейдя к невидимому, сразу же превратимся в биоавтоматы, осуществляющие мышление слепыми математическими формулами; ни философский метод, где, при уходе от чувственного восприятия, нас подстерегают способности «чистой мысли» одинаково успешно обосновывать абсолютно противоположные выводы.
Само собой разумеется, что у автора есть кое-что для данной ситуации, но хотелось бы дать предлагаемому методу несколько более подробное обоснование, ибо этот метод достаточно нетрадиционен. Объяснить суть данного метода хотелось бы на примере работы мысли Платона, который был непревзойденным мастером решать подобные проблемы. Платон является недостижимым маяком, но кое- что из его методики можно взять и нам. Рассмотрим для этого очень коротко и в очень свободном изложении, (так сказать, «не очень близко к тексту»), методику доказательства Платоном наличия идей, как единственно реально существующей действительности. Он это делает на примере диалога Сократа с неким юношей, и начинается их беседа с традиционных лукавых сократовских вопросов. Сократ спрашивает — как ты думаешь, что можно назвать прекрасным? Юноша оказался правильным, и, естественно, отвечает — прекрасной можно назвать красивую девушку. Сократ не возражает, он согласен, и задает новый вопрос — а, скажи, горшок может быть прекрасным? Юноша правдиво отвечает — да, может. Не значит ли это (говорит Сократ), что девушка и горшок это одно и то же? Юноша, избегая пугающих аналогий, отвечает — нет, не значит. А закат может быть прекрасным? — спрашивает Сократ. Может — отвечает юноша. Далее они проверенным уже путем приходят к выводу, что девушка, горшок и закат — это не одно и то же, а совершенно разные вещи. И тут Сократ говорит — если закат, горшок и девушка, это абсолютно разные вещи, и вместе с тем мы о каждом из перечисляемого можем сказать, что оно прекрасно, то не кажется ли тебе, что понятие прекрасного существует само по себе, независимо от вещей, и в качестве некоей идеи? И при этом, не согласишься ли ты, что эта идея полностью реальна, поскольку мы уверенно применяем ее как оценочную категорию
Платон — как музыка! И что мы из этой музыки возьмем? Во-первых — чувственно воспринимаемую базу, реальный мир, на котором базируется вся логика мысли философа. Платон нигде не оторвался от чувственного мира, и мы нигде не должны от него отрываться, если не хотим попасть в область «чистого философствования».
Во-вторых — нас должна вдохновлять определенная смелость мыслителя, совершающего уверенный логический переход от наблюдаемого к ненаблюдаемому. Ведь, и в самом деле — идею не потрогаешь и не увидишь, но если не выскочить из этого «потрогать и увидеть», то и мысль и дух также придется оставить в этих пределах, и в этом случае мы попадем именно в ту колею, о которой мы говорили выше — в науку, которая обретает только в материи, дошла до конца этой материи и вместе с этим концом закончилась сама как познание, превратившись в решение инженерных задач.
И в третьих — система взаимосвязи идеального и материального решается здесь оптимальным образом, то есть в виде некоего взаимодействия, которое невозможно вывесить на стенд достижений самого физического хозяйства, но которое реально присутствует в этом физическом хозяйстве в любом годовом или квартальном отчете в качестве основных показателей. Вот именно взаимодействие подобного рода, источника которого мы не видим, но результат которого налицо, нам и следует отыскать. Заякорившись, таким образом, на этих трех платоновских принципах, мы далее перейдем к главному. В том смысле «к главному», что платоновский метод не нов, и нам надо теперь присовокупить к нему еще что-то свое.
И это главное будет заключаться в следующем — поняв ранее, что источник случайных включений в нашу действительность сверхприроден и нематериален, мы также должны понять и то, что
Далее будем внимательны. Наше главное условие — увидеть результат невидимой причины
Один из величайших умов философии, епископ Беркли, очень ловко поймал идеалистов и материалистов на их же принципах. Беркли говорит: вы (материалисты) утверждаете, что мир материален, а сознание вторично, а вы (идеалисты) утверждаете, что мир имеет духовное начало, а материя вторична. Следовательно, все вы резко и несоединимо разграничиваете сознание и материю, психическое и вещественное. Для вас для всех что-нибудь может истинно существовать либо психически, либо вещественно. А я вас всех спрошу (это Джордж Беркли их всех спросит) — как существует материя? Для меня (для Беркли) материя существует психически в моем сознании, в виде моих психических реакций на цвет, запах, ощущения, звук, зрительные соотношения и т. д. Никто не переубедит меня (Беркли), что материя не существует в моем сознании, что она не находится в нем психическим образом, и что она не является, вследствие этого, психической по своей сущности. И поскольку вы (материалисты и идеалисты) говорите, что материя существует еще и материально, то есть вещественно, а не психически, то я вас опять спрошу — как одно и тоже может быть и психическим и материальным? Как оно может быть одновременно реально вещественным и реально психическим? Значит что-то из двух не реально, а что-то реально. Лично для меня (для епископа Беркли) более реальна моя психика, и, следовательно, материю следует считать полностью нереальной и не существующей вне моего сознания.
В XVIII веке философия еще была…
Но здесь (у Беркли) именно непревзойденное мастерство, оценить которое по достоинству даже не хватает восхищенного ума, но, все-таки, последовательность его выводов строится на упрямых крайностях соперничающих ему философских позиций, и сама его позиция также крайняя. А среднее, что примиряет всех в этом вопросе — это признание того, что человеческое сознание отражает реально существующую материю.
Итак, мы отражаем, и на этом термине построены все методы проверки достоверности наших познавательных возможностей. Но здесь, как представляется, допущена некоторая вольность в терминологии. Ведь на самом деле мы ничего не отражаем, а просто — воспринимаем. «Отражение» — это