Будущее настоящего прошлого

вершинами те подножья, по которым ступают чайник с альтернативщиком, что с этих вершин их не слышно и не видно, а в фуникулер их не пускают. А если и пускают, то пока фуникулер поднимается, гид- инструктор кастрирует у них все органы, способные порождать новое.

Один из таких фуникулеров — аспирантура. Это, собственно, и есть главный отдел науки по кастрации опасных органов инакомыслия и по стерилизации хранилищ, генерирующих смелые и новые идеи. Если молодой ученый на предзащите скажет что-то альтернативное, или просто новое настолько, что это будет не совсем понятно старшим, то его или завалят окончательно, или по-доброму (по-человечески) посоветуют вести себя чинно-традиционно. Ему скажут — «не гони лошадей, на пень наскочишь. Тебе всего-то и надо, что стать кандидатом. Вот и стань так, чтобы это никого не задело, и всем было бы понятно. А когда ты будешь доктором, тогда и будешь говорить не только то, что другим понятно, но и то, что захочешь». Но когда он становится доктором, то он уже или кастрат, или каналы от семенников его мысли уже обрезаны и подключены к стандартным источникам научной парадигмы.

Но даже если он полноценен даже в звании и положении доктора, то со своими альтернативами он останется один на один, так как ему просто не дадут средств на изыскания. Без высокотехнологичных приборов современных лабораторий ему останется одна голая математика, безэкспериментальные разработки «в стол», или трудные попытки громко дуть в трубу в Интернете, оставаясь в единственном числе и королем, и герольдом и войском. Причем до той поры, пока его не пристыдят еще откуда-то из высоких научных сфер. И он еще сто раз подумает. Потому что доктор — это все равно не академик… Академиком становятся тоже голосованием старших…

В общем — высокий уровень сложности и финансирования, невероятная технологичность требуемой экспериментальной базы и жесткая иерархическая дозволительность того или иного в современной науке, совершенно исключают в ней какие-либо случайности, а без Случая — всё это только лишь вырожденное самодвижение по форме, никогда не затрагивающее содержание, и, соответственно, никогда никуда не выводящее из этой формы.

По своему смыслу наука — это разговор с природой. Для этого разговора, в качестве исходной темы, человек получил огонь и выделился этим из всего остального. В дальнейшем было самодвижение человека и временами помощь со стороны Бога, что и есть — Случайное. В этом и есть смысл происходящего — человек должен научиться видеть эту помощь и ее смысл, чтобы самостоятельно превращать самодвижение в Движение, то есть в развитие с чем-то новым в своем составе. Но человек принадлежит к самодвижению, а это самодвижение находится в противоходе к Движению, что выражается в стремлении человека приписывать себе всё то, что ему дано просто по доброте. Человеческая техногенная цивилизация — присваивающая цивилизация, а не созидающая. Она слишком озабочена настоящим, которое всегда есть всего лишь прошлое. И поэтому человек из существа, получившего огонь, превратился в особь, которая спрятала огонь в спички и курит на сеновале. При этом, чтобы жить, эта особь отрезает от себя по кусочку и потребляет отрезанное в пищу.

Никто нам не виноват. Болезненный девятнадцатый век замутил головы, вывихнул мировоззрение, и — «…вот оставляется дом ваш пуст». Теперь, без возможности Случайного, техногенный мир оставлен Богом и катится по наклонной. Хорошо, если ногами вперед… Впереди или катастрофа, или… новое знание.

Как инки говорили.

Понимая теперь, что нас не купишь и не обманешь трансвеститским видом настоящего, и, твердо осознавая, что мы находимся уже в своем будущем, мы должны просто увидеть вокруг себя это новое знание. Как нам это увидеть? Попробуем это сделать в следующей главе.

Кто в доме хозяин

Собственно говоря, поиски этого нового знания не должны стать для нас загадочным и смутным движением на уровне интуиции, потому что мы начинаем уже не с пустого места в этом пустом доме. Ведь на самом деле не так уж много из нынешнего знания можно назвать новым. В принципе любое новое знание — оно новое, но по большинству своих характеристик это всего лишь новые отростки на старом теле. И смысл всех этих отростков — питать старое обреченное тело. То, что мы ищем, должно иметь принципиальную новизну, нечто такое в своем характере, чего еще не было. Помимо вот этой принципиальной новизны, у этого знания должна быть еще и системная возможность наполняться за счет случайных обстоятельств и факторов. Второе — даже важнее. Это должно быть свободное, понятное и конкретное знание, на которое еще не наложило лапу деградирующее стремление человечества самому определять нормы и стандарты относительно того, каким может или не может быть дальнейшее развитие какого-либо знания.

В какой-то мере предыдущие требования возводят сразу же некий барьер между наукой и этим знанием, и этот барьер действительно необходим, но лишь в той мере, в какой наука, как бюрократическая организация, не должна мешать свободе знания и произвольному развитию его концепций. С другой стороны, это определенно должно быть научное знание, поскольку только знание научного характера может приводить к некоему умению, практически значимому для человеческой цивилизации настолько, чтобы ее спасти.

Все это предельно понятно, и вся прелесть затруднений состоит лишь в том, чтобы определить принципиальную новизну этого некоего присутствующего где-то рядом с нами научного, преднаучного или околонаучного знания. Что это вообще значит — «принципиальная новизна»? Относительно науки это означает некую аналогичную ей деятельность, но полностью отличающуюся от нее по своему методу. Каков же основной метод науки? Несмотря на детально разработанную философией науки архитектуру научных методов — все они не более чем операции в составе одного и того же главного научного метода. А этот метод состоит в простой последовательности основных действий: «распознать — научиться дружить — применить возможности этой дружбы». Человек ищет для себя в природе через науку больших друзей для исполнения своих больших и малых прихотей. Эти большие друзья живут своей недосягаемой для человека жизнью, и весь смысл этой дружбы состоит в том, что друзья могут изменить жизнь человека до неузнаваемости, а человек изменить жизнь друга — никогда. Кинетическая энергия воды может значительно изменить жизнь человека, вращая турбины, но человек вынужден считаться с тем, что он никогда ничего не изменит в жизни самой кинетической энергии как таковой. Электричество может сделать другой жизнь целых городов, но целыми городами вместе человечество не сделает другой жизнь даже одного электрона. Человек может наступать на грабли, а может не наступать. Но сделать грабли такими, чтобы, наступая на них, он не переживал момента короткого удивления, человек неспособен.

Человек вписывается в жизнь этих друзей, втирается к ним в доверие, дурачит их, использует их привычки, подставляет на их пути ту или иную нужную ему работу, и сам пристраивается в незаметные попутчики их внутренних мероприятий. Это и есть техногенная наука. Сам себе человек кажется творцом, но он ничего не творит, он только вытворяет из того, что уже есть. Сам себе человек кажется укротителем природы, но он ничего не укрощает — так блоха, перемещаясь на собаке, считает себя ее укротителем, если она точно знает, куда собака сейчас бежит, и это «куда» как раз то место, куда блохе надо. Человек сам себя считает создателем, но он всего лишь сборщик-монтажник созданного совсем не им.

Естественно, что техногенно-научному методу «распознать — научиться дружить — применить возможности этой дружбы» мы, если и должны противопоставить другой, (также научного характера и научного по задачам), то это должен быть: «создать — научиться управлять». В принципе, на первый взгляд, подобного вокруг нас немало. Это можно отнести к любой управляемой человеком технике, например. Но всё это на самом деле — результат третьей исполнительной фазы «Применить возможности дружбы», поскольку вся техника, созданная человеком, использует законы природы, которые не созданы человеком. Здесь опять всё та же самая дружба с распознанным. Здесь ничего не создано. Гнетущая мысль, которая сейчас посетила читателя, и в самом деле верна своей непреодолимой правотой — все, что связано с физической реальностью, всегда подчинено