Симмонс растерянно взглянул на Эльсинору. Подать было нечего.
- Посмотри на меня, Сайд. Хорошенько посмотри. Узнаешь?
Нищий отрицательно покачал головой.
- Вспомни: Хива, рабы убили Шергазыхааа, ты караулишь ворота.
Какая-то искорка блеснула в глазах нищего и тотчас погасла.
- К тебе подошел купец. Потребовал коня. Дал золотую монету.
- Золото! - оживился нищий. - Помню... Дай золота!..
- Когда купец ушел, ты подобрал с земли часы.
- Часы? - хрипло повторил нищий. - Часы - что?
- Это бесполезно, Эрнст. Пойдем.
- Подожди. - Симмонс достал из кармана времятрон, протянул нищему. - Вот это, помнишь?
Взгляд нищего задержался на серебристой луковице и вдруг опять стал осмысленным. Он поднял перед собой руки, заслонив ими лицо.
- Не надо! Не показывай!
- Куда ты дел эту вещь? - не отставал Симмонс.
- Продал, - прохрипел нищий.
- Кому продал? - Симмонс был неумолим.
- Джалаледдину-туре. За пять теньга. Не надо, не спрашивай больше. Я пойду.
Он торопливо поднялся с земли и заковылял прочь, ступая босыми ногами по кучам битого кирпича и керамики,
- О ком он говорил? - спросила Эльсинора, глядя вслед удаляющемуся Саиду. - Кто такой Джалаледдин?
- Джалаледдин Мангуберды, сын хорезмшаха Мухаммада. Папаша сбежал, бросив страну на разграбление монголам. А сын собрал войско и продолжал борьбу, Хотел бы я знать, пригодился ему времятрон или нет? А в общем, какая разница? С Джалаледдином все ясно: в 1230 году его убьют в Курдистане. Возвращаемся, Люси, Довольно воспоминаний.
Над Аралом вставало солнце. Огнистая дорожка протянулась по морю от самого горизонта до отмели, где они стояли по пояс в воде, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза.
- Итак? - спросил он,
- Надеваем парадные костюмы...
- Сжигаем за собой мосты...
- И возвращаемся в двадцать третье столетие. Только жечь, пожалуй, ничего не надо.
- Ты права. - Он оглянулся на алеющий в лучах солнца надувной домик. - Пусть все останется, как есть. Хоть какая-то память о нас.
- Недолгая память, - усмехнулась она.- Нагрянут кочевники, - на портянки изрежут.
- Изрежут, - согласился Симмонс, - И портянкам износу не будет. Только какая же это память? А что- нибудь оставить хочется.
Он оглянулся по сторонам и крепко сжал ее руку.
- Кажется, нашел. Смотри сюда!
На берегу, там, где плато Устюрт угрюмо и круто возвышалось над морем, гордо изогнув шею, стоял ворблюд, неподвижный, как изваяние.
- Чем не памятник, а? Правда, здорово?
- Правда, - кивнула она. - Поручи это мне.
- Давай. А я пошел собирать чемоданы.
- Какие еще чемоданы? - изумилась она.
- Условные! - Он схватил ее за плечи и окунул в воду.
К берегу они бежали наперегонки. Она добежала до палатки первой. Остановилась, победоносно взглянула на запыхавшегося супруга и, помахав рукой, решительно зашагала к чинку, туда, где ничего не подозревающий верблюд преспокойно обгладывал над обрывом куст цветущего янтака.
Симмонс кончал завязывать галстук и потянулся за пиджаком, когда она вбежала в палатку и с ходу плюхнулась на тахту.
- Уф-ф, устала! - Она сбросила косынку и встряхнула головой, расправляя волосы. - Зато памятник получился что надо. Ступай, посмотри.
Он вышел из домика и, прикрывшись ладонью от слепящего солнца, посмотрел в сторону обрыва. Памятник и в самом деле удался: высоко над морем, на фоне бледно-синего неба стоял, широко расставив ноги и величаво заприкнув голову, красавец-дромадер.
- Ну и как? - Он и не заметил, как она вышла из палатки и встала рядом, пышущая свежестью, нарядная в белом платье с широким, окаймленным красной тесьмой вырезом.
- Здорово! - восхитился он. - Только ведь и его варвары-кочевники по кусочкам растащут.
- Ну это еще положим! - возразила она. - Тут им придется попыхтеть - копия из чистой бронзы.
- Правда? - удивился Симмонс. - А оригинал где?
- Пасется где-нибудь с сородичами, - Эльсинора оглянулась и долго смотрела на море. - Жаль, что надо уходить отсюда. Наверное, это самое красивое море на земле.
Симмонс пробежал взглядом по голому каменистому берегу и покачал головой:
- Не уверен. Но наверняка - самое синее.
Они стояли на улице, мокрой от недавно прошедшего дождя, по эту сторону радуги. В одной руке Симмонс сжимал ручку чемодана, другой поддерживал под локоть Эльсинору. Впереди на особняке виднелась знакомая вывеска фирмы 'Сафари во все времена'.
- Пойдем? - предложил он.
- Туда? - Она улыбнулась и кивнула в сторону особняка.
- Домой! - решительно сказал он и, продолжая держать ее под руку, повернулся и зашагал по влажно отсвечивающей брусчатке. Шел, сознавая, что идет навстречу своей нелегкой судьбе, и нисколько не страшась, потому что твердо уяснил главное: при любых обстоятельствах, всегда и во всем человек должен оставаться самим собой, до последнего вздоха бороться за свое достоинство, за свое будущее.
И еще потому, что рядом с ним шла Эльсинора, е.го жена и единомышленница, самая прекрасная женщина на планете Земля.
1980-1983 гг.
В ГЛУБЬ ВЕКОВ НА МАШИНЕ ВРЕМЕНИ
Путешествие во времени - фантастический мотив, получивший в литературе чрезвычайно большое распространение. Дело в том, что в отличие от многих других сюжетных условий, ет других исходных 'дано' и 'требуется доказать', этот мотив открывает перед писателем поистине безграничные перспективы философских раздумий над проблемами, обладающими вечной, нестареющей злободневностью. Назову только некоторые произведения из числа тех, в которых острый, приключенческий. научно-фантастический замысел сочетается с отнюдь не беллетристической глубиной в постижении действительности. Итак, вспомним, что допустили своих героев к экспериментированию со временем такие признанные классики мировой литературы, как Марк Твен ('Янки при дворе короля Артура'), 0'Генри ('Дороги, которые мы выбираем'), Джек Лондон ('Межзвездные путешественники'), Герберт Уэллс ('Машина времени'). Вспомним, что парадоксы времени исследовали корифеи современного научно-фантастического ромна: Рей Брэдбери ('И грянил гром'). Айзек Азимов ('Конец вечности'), братья Стругацкие ('Трудно быть богом'). Этот список можно было бы и продолжить, упомянув, скажем, других представителей 'сайенс фикшен' XX века. Вспомним наконец, что эффекты времени в той или иной мере используются - не могут не использоваться авторами различных утопий и антиутопий, с одной стороны, и сочинителями исторических романов с другой. Обе категории писателей вынуждены путешествовать во времени, пускай и без героев, которые закреплены за своей вымышленной действительностью.
Словом, у Н. Гацунаева были достаточно солидные предшественники, и принимаясь за роман об экспедициях во времени, он принимал на себя весьма серьезные моральные и эстетические обязательства. Не знаю, называется ли это 'бросить перчатку'. Но убежден: автор 'Звездного скитальца' постоянно ощущал как бы давление со стороны собственной совести, чувствовал испытующий взгляд 'продолжаемых' классиков. И надо сразу сказать; что обращеияе советского фантаста к старой традиции те стало пустой
