– Прекрасно, – сказал Мейсон. – Ведь когда смотришь в бинокль через оконное стекло, то изображение получается нечетким, не так ли?
– Да. А стекла были довольно грязными. Погода у нас была дождливая и ветреная, а хозяйка так и не помыла окна.
– Поэтому вы приподняли раму вверх?
– Именно так.
– И когда вы наблюдали через плечо жены, вы находились в положении значительно выше ее? – спросил Мейсон. – А ваша жена сидела на стуле у открытого окна?
– Совершенно верно.
– И держала бинокль в руках, упершись локтями в подоконник?
– Да.
– Тогда вы должны были наблюдать через
– Да, так и было.
– Но ведь если вы приподняли оконную раму, – сказал Мейсон, – то тогда нижняя часть оконного стекла поднялась наверх, до уровня, смежного с верхней частью окна, и, таким образом, вы смотрели уже через двойное стекло.
– Да, я думаю, так и было.
– Но в таком случае как вы можете утверждать перед судом присяжных, что вы были в состоянии наблюдать за обвиняемой, за каждым ее движением через двойные рамы грязного и пыльного оконного стекла в предрассветный час на расстоянии в одну тысячу сорок два фута?
Свидетель заерзал.
– Ну, я же уже видел ее в бинокль.
– Хорошо, но что касается всего остального, вы же не знали конкретно, кто там находился, не так ли?
– Ну, это должна была быть она же, я же видел ее уже в бинокль.
– Но вы не можете присягнуть, что это был один и тот же человек.
– Ну, в общем, присягнуть я не могу.
– У меня все, – заключил Мейсон.
– Но вы же
– Ну-ну, – запротестовал Мейсон. – Опять эти наводящие вопросы.
– Это всего лишь вывод из всего сказанного, – произнес с раздражением Бергер. – Свидетель знает, что там больше не мог появиться никто иной… Это чисто математический результат, ваша честь.
– Давайте в таком случае и оставим это в качестве математического результата, – сказал судья Донахью. – Вы подходите опасно близко к запретной линии.
– Понимаю, ваша честь, и приношу извинения.
– Попытайтесь сосредоточиться. Вызывайте следующего свидетеля.
– Прошу доктора Джексона Ламберта занять снова место свидетеля, чтобы ответить на несколько вопросов, – вызвал Бергер, лицо которого все еще пылало от злости.
Доктор Ламберт опять занял место свидетеля.
– Я обращаю ваше внимание на этот веер, опознанный свидетелем Гэрли, показания которого, как я понимаю, вы слышали, доктор?
– Да, сэр.
– Мой вопрос – видели ли вы ранее этот веер?
– Да, я видел его, сэр.
– И вы провели его исследование?
– Да, сэр.
– Какого рода исследование?
– Я исследовал под микроскопом его перья и все составные части. Провел химический анализ крови, чтобы определить, что это человеческая кровь.
– Хорошо, доктор, я хочу, чтобы вы частично раскрыли веер перед собой таким образом, чтобы он прикрыл ваши глаза. Теперь, когда вы сделали это, доктор, не видите ли вы у самого основания веера какие-нибудь пометки, которые можно различить?
– Да-да, вижу, сэр.
– Что это за пометки?
– На одном из перьевых стволов что-то нацарапано, как бы клинопись.
– Не выглядят ли эти царапины таким образом, как будто их можно было сделать лезвием кинжала или какими-то частями того кинжала, который вы обнаружили в теле покойного, как если бы им ткнули веер в том самом месте?
– Возражаю, – запротестовал Мейсон, – на том основании, что это утверждение является спорным. Оно требует заключения свидетеля по вопросу, который может быть только частью экспертной оценки, или требует, чтобы свидетель сам являлся медицинским экспертом. Это один из вопросов, который будут решать присяжные на основании признанных экспертных оценок или медицинского заключения.
– Поддержано, – сказал судья Донахью.
– Очень хорошо, – раздраженно произнес Бергер. – Теперь я хочу обратить ваше внимание, доктор, на эти перьевые выступы на стволе пера и спросить вас, производили ли вы микроскопическое исследование клочков перьев, находящихся в вашей пробирке для анализа, которые ранее были предъявлены здесь как вещественное доказательство общественного обвинения номер один, а также соответствующих перьевых частичек, которые пристали к этому V-образному надрезу на перьевом стволе.
– Да, я делал это, сэр.
– Что вы обнаружили?
– Я обнаружил, что, насколько это можно удостоверить, все эти частицы абсолютно идентичны по цвету, химическому составу и общему виду.
– Что означают эти красновато-коричневые пятна на веере, доктор?
– Это пятна крови.
– Что это за кровь, доктор?
– Человеческая кровь.
– Перекрестный допрос! – рявкнул Бергер.
– Вы говорите, что клочки перьев, которые вы обнаружили на теле покойного, идентичны по всем трем параметрам, доктор? – приступил Мейсон.
– Совершенно верно.
– Что это за параметры?
– Цвет, химический состав и общий вид.
– Все это звучит очень впечатляюще, доктор, – заметил Мейсон как бы по ходу разговора. – Теперь что касается цвета, то он, я полагаю, белый?
– Совершенно верно.
– Вы когда-нибудь видели, чтобы страусовый веер, которым пользуются танцовщицы с веерами, не был белым?
– Вообще, нет.
– Хорошо, – продолжал Мейсон, – в таком случае в том, что касается цвета, он абсолютно такой же, как и любой другой веер, с которыми работают танцовщицы с веерами. Я прав?
– Думаю, что да.
– Теперь что касается общего вида – что вы под этим подразумеваете?
– Ну, я имею в виду, что эти перья – те же самые, что и на веере.
– И, продолжая нашу тему, точно такие же, как и на любом другом страусовом веере. Вы не пытались идентифицировать страусовые перья?
– Нет.
– Вы сравнивали эти кусочки перьев, которые сняли с раны, с перьями какого-либо другого страусового веера?