как говорят, консенсуса нет. И каждый выбирает по себе. Женщину, религию, степень чайного настоя. Каждый своё. И каждому — своё.
И это, в общем-то, здорово, что каждому своё…
Виктор, произнеся с выражением согласно заученному тексту (и не без старательности прилежно успевающего ученика начальных классов) положенные слова, собрался уже было подцепить с кружки крышечку, да видно сегодняшний день задался каким-то не таким. Зачем-то именно в этот самый момент подумалось ему под руку, что нужно было бы, пожалуй, избавиться в последней строфе от глагольной рифмы. Всё-таки уже давно вырос, уже давно не маленький мальчик, чтобы глаголом в глагол тыкать. Подумал так, и тут же, не отходя от кассы, сочинил новое окончание заговора:
Вот теперь другое дело. Теперь — славно. И даже — стильно. И общей гламурности не портит.
Стильно-то это всё, конечно, стильно, да только чай-то передержал. Пришлось выливать. Даже пробовать не стал. Чтобы рецепторы не дезориентировать. Начал всё сызнова.
Начал, да не фига, не тут-то было, обломись, ибо — разбуженным зверем обижено зарычал телефон.
Точно, — всё нынче как-то не так идёт. Видимо, действительно, не день сегодня мазилы Бэтхама.
На этот звонок нужно было обязательно отозваться.
Дело в том, что раздался динь-дилидон не по обычному домашнему телефону, на автоответчик которого после его «интим и герболайф не предлагать, говорить после звукового сигнала» оставляют свои восторги, проклятья и деловые предложения читатели-почитатели, обыватели-злопыхатели, журналисты- поддатели и кровопийцы-издатели. К тому аппарату Виктор даже бы и не дёрнулся. А сработала как раз чёрная раритетная бандура, по виду — адская машинка, которую он промеж себя называл «вертушкой», и номер которой знали от силы человек пять-семь, — люди ближнего мелового круга. Того самого круга, что и узок, и, как это не парадоксально, далёк. Этих людей игнорировать — себе на яйца наступать. Поэтому Виктор и отреагировал незамедлительно. Подлетел. Как дневальный к тумбочке.
В трубке раздался глухой хрипловатый голос, который по-английски с квакающим французским прононсом старательно произнёс: «Hi, Victor. I in Moscow», после чего сразу же послышались гудки отбоя.
Виктор конечно же узнал этот баритон, только в этот раз его вдруг почему-то покоробило то обстоятельство, что, оказывается, старина Жан произносит его имя с ударением на второй слог. Вот так вот — ВиктОр. Блин! Раньше он как-то особого внимания на это не обращал. А сейчас вот заметил. Впрочем, сразу и понял, почему его это так царапнуло. Просто в башке моментом выстроилась ассоциативная цепочка: ВиктОр — Гюго — Нотр-Дам «Belle» — чёрт бы их всех побрал!
Этим гимном *censored* страдальцев из чмошного мюзикла достал его прошлой весной сосед снизу. До такой степени достал, что Виктору пришлось для полной звукоизоляции сменить дуб паркета на пробковые плиты. И выложить за это немереное количество тонн североамериканских денег. Вспоминать об этом было неприятно.
Разбилось сердце белокурой флер де лиз… Прости, господи!
Кстати, именно после этого Боб и стал называть его «Майором Африка». Мало того, говорит, что живёшь ты в Башне Из Слоновой Кости, так у тебя ещё и пол теперь из пробки. Ха-ха-ха. Не смешно. Майор Африка. Почему майор-то, спрашивается? А потому что Капитан Африка у нас уже, оказывается, есть. Кхе- кхе-кхе.
Прокрутив в голове туда-сюда всю эту ерунду, Виктор запоздало понял, что только что, — и пяти минут не прошло, — вспоминал Бодрийяра всуе. К слову его имя пришлось, и вдруг — бац! — он тут же сам и звонит. Ну и как не верить после этого собственной интуиции?
Значит старик в Москве. И хочет встретиться. Срочно. Конечно, срочно, раз сам на связь вышел. Вопреки элементарным требованиям конспирации. Такого раньше никогда за ним не водилось. Обычно — только через связных. Стало быть, что-то серьёзное случилось. Ей-ей.
Ну что же, — надо так надо.
Виктор зашёл на первую попавшую новостную ленту, и через две-три ссылки узнал необходимое и достаточное: приехавший в российскую столицу Жан Бодрийар открывает сегодня в тринадцать авторское фотобиеннале в галерее Рината Пульмана, а вечером на филфаке ГУГУГУ прочитает лекцию о всяком таком.
Часы в правом нижнем показывали 12:33. Нет, — уже 12:34. Добрый знак. Но нужно поторапливаться.
И Виктор быстро скинул с себя халат, — огнедышащие драконы, по щенячьи попихавшись, вальяжно растянулись на хозяйском диване.
Оставшись в трусах, расписанных не без намёка в цвета государственного флага Королевства Дании, он поиграл немного своей, сформированной по абонементу в фитнесс-клубе «Люберецкие зори», — отнюдь, надо сказать, не писательской на вид, — мускулатурой. После чего, разогреваясь, немного побоксировал воздух. Резкой серией с уходом вниз от встречного. Затем умело восстановил дыхание, и сразу начал натягивать на себя, чмокая липучками, облегчённый бронежилет, ну, и всё остальное, — всё, что в таких случаях на выход положено. Включая всенепременные чёрные очки. Подумал, — и прихватил на всякий пожарный самопальный свой сегодняшний парабеллум. Засунул его сзади за пояс. И, как дальнейшие события показали, не зря.
Уже обуваясь, обнаружил, что на левой ноге отсутствует носок. На миг задумался, и метнулся в комнату. Эта потеря так с ночи и висела на силовом фидере системного блока, — сушилась в тёплых струях, которые отбрасывал от процессора своими лопастями бесконечно трудолюбивый вентилятор.
Виктор, на ходу натягивая носок, поскакал на одной ноге в коридор, а когда допрыгал, не выдержал и рассмеялся: «Генис был, похоже, прав, когда писал, что в последнее время я слишком сильно разбрасываюсь».
Но всё, — теперь готов полностью. Вроде бы.
Напоследок, — перед окончательным выходом в открытый космос без скафандра, — взглянул мельком на своё отражение в запылённом круглом зеркале.
Ни дать, ни взять, — «Голова в защитных очках» от самого Фринка Дейма: коротко остриженный череп, сильный волевой подбородок, глаза, скрытые за непроницаемыми стёклами очков. Странное лицо. В шрамах всё, в порезах, в следах от когтей неведомого зверя. Лицо странника. Лицо бойца. Одновременно притягательное и отталкивающее. С агрессией в изгибе плотно сжатых губ. И с неожиданной застенчивостью в их тёмных уголках.
Неоэкспрессионист-кудесник Дейм, похоже, кое-что сумел уловить в сущности Воинов Света, — во всяком случае, про то, что они одновременно и сильны, и нежны, так точно.
Стальная дверь захлопнулась.
Все двадцать два её замка щёлкнули в унисон.
Путешествие началось.
2
