Галина Полынская
Четыре года падал снег
Посреди зимы я наконец-то понял, что во мне живет непобедимое лето.
Глава первая: В жизни ничего не слышал гаже!
– В жизни ничего не слышал гаже, чем эти ваши сальные шутки!
– Чем это вам мои шутки не угодили? С каких времен вы стали моралистом?
– С каких времен? Да вы посмотрите на наши! Что за времена, что за нравы, нет никакой возможности дышать, кругом только быдло и хамы, хамы и быдло! Гляньте по сторонам, ужаснетесь: упадничество культуры, экономики, даже общение и то в упадничестве, а все из-за чего? Из-за хамья и быдла. Посмотрите и вы увидите.
– Не знаю, сколько времени смотрю, ровным счетом ничего не вижу.
– Вы не туда смотрите, в зеркало, в зеркало посмотрите.
– Хамить изволите? Да за такие слова и по физиономии схлопотать можно!
– Вполне возможно, а можно и ответить по всей форме!
– А может и дуэль?!
– Разумеется, сейчас, подождите, я перчаточку сниму…
– Не трудитесь, я уже снял и с превеликим удовольствием вам по мордасам хрястну!
– Благодарю вас господа. Барон фон Штофф, граф Голодев, вы прошли тест, господа, поздравляю, вы по-прежнему являетесь господами!
– Так мы свободны?
– Да, скажите, пускай следующий заходит.
Барон фон Штофф и граф Голодев покинули Экзаменационный Сектор. На улице по-прежнему шел снег.
– Настроение дрянь, милейший, – сообщил граф Голодев. – Эх, как бы мне хотелось взять ленту световой взрывчатки, обмотать хорошенько, нажать на кнопочку и уничтожить весь этот дикий каприз.
– Что именно вы считаете диким капризом?
– Да весь наш мир, милейший друг. Безумие все это, да перед соседями стыдно. Остальные планеты считают нас какими-то несуразными атавизмами. Вот, давеча, к супруге моей прилетал приятель ее кузена, так он прямо таки при всем обществе изволил выражаться и хохотать насчет нашей жизни и уклада.
Голодев печально посмотрел на висящую рядом с Полуденным Солнцем золотистую планету, которую жители между собой называли: «Ненужной Луной», и тяжело вздохнул, видимо припомнив выражение приятеля кузена.
– Что ж делать? – барон фон Штофф поднял воротник шубы. – У них свое, у нас свое. Вон на Сириусе все ходят в синих, простите, облегающих штанах, что же и нам теперь такое на себя напялить? А не пойти ли нам в трактир, милейший?
– Вы бы меня еще в рюмочную позвали! – фыркнул Голодев. – Идемте в ресторацию.
– Я это и имел в виду. Вы не всегда верно меня понимаете.
Граф Голодев с отвращением посмотрел на вышколенный, как стадо лакеев заснеженный сад и, придерживая за локоть неповоротливого, полного барона фон Штоффа, направился к виднеющимся огням воздушной трассы. Барон фон Штофф долго шел молча, потом не выдержал и поделился соображениями:
– Вы во многом правы друг мой, – скорбно выдохнул он, – у меня постоянные ощущения, что я дурак и не я один. Все дураки.
– Смею заверить, у меня такое же точно чувство. Будто все мы разыгрываем бесконечную комедию.
Граф Голодев жестом подозвал сферолет и он, подлетев, приземлился рядом с ними.
– Плачу я, – буркнул фон Штофф. Он с трудом залез в кабину, наступая на полы своей длинной шубы, и сказал:
– В ресторацию «На Распутье».
– Да могли бы и не говорить, все ваши уже там, – флегматично сообщил пилот сферолета.
– Неужто? – нисколько не удивился Голодев. – И все напиваются?
– Как свиньи-с.
– Так я и знал, – Голодев расстегнул свою шубу, устраиваясь поудобнее в малиновом кожаном кресле. – После этого дурацкого теста все чувствуют острую потребность в рюмочке-другой.
– Ага, особенно тот, кто тест не прошел.
Фон Штофф выключил затемнение окон и стал наблюдать окрестности, которых все равно не было видно за плотной завесой снега.
– Как мне осточертел этот снег, – Голодев брезгливо смотрел в свое окно, – четвертый год уж идет, мерзавец.
– Зато представьте, как будет весело, когда все это растает, – снова подал голос пилот.
– Тебя, голубчик, никто не спрашивает! – отрезал фон Штофф.
Вскоре показались огни ресторации, и сферолет пошел на снижение.
– Почему-то уши стало закладывать в последнее время, – пожаловался барон, – как идет эта глупая штука вниз, так и закладывает.
Сферолет мягко приземлился, проскользнул по заснеженной дороге и замер. Фон Штофф расплатился и, кряхтя, полез наружу.
Двери ресторации были приоткрыты, из помещения доносились разнообразные выкрики и музыка – заведение было переполнено. «На Распутье» нельзя было назвать самым шикарным местом в округе, но оно являлось одним из излюбленных, как правило, никогда не пустовало, посетителей тут знали по имени, в лицо и даже вкусы их помнили, что было особенно приятно.
Барон фон Штофф и граф Голодев, держась друг за друга, дабы не растянуться на плотно утоптанном снегу, направились к ресторации, распахнули тяжелые двери и как в реку нырнули в клубы табачного дыма.
– Карл! Сергей! – раздался зычный вопль. – К нам! К нам идите!
Здоровенный дядище с раскрасневшимся от выпитого лицом махал фон Штоффу и Голодеву. В обеих руках он держал по бокалу, прихлебывая то из одного, то из другого.
– Ох, Михаил тут, – скорбно вдохнул Голодев, – опять весь вечер будем его слушать.
– Зато места есть.
Фон Штофф сбросил свою шубу на руки подоспевшему лакею и, здороваясь со знакомыми, направился к столу, где помимо князя Михаила сидело еще человек восемь. Судя по цвету лиц, все находились в одинаковой кондиции. Обсуждался, конечно же, недавний тест.
– Вечер добрый. – Фон Штофф с Голодевым уселись на свободные стулья.
– Добрый, добрый, господа!
– Для кого-то он и не очень добрый, – кисло сообщил тощий господин в пенсне. Лицо его Голодеву было знакомо, а вот ни имени, ни титула вспомнить не мог.
– Леопольд не прошел тест, – пояснил князь Михаил.
– И что теперь? – насторожился Голодев. Он как-то не задавал себе вопроса, что же бывает с теми, кто не прошел.
– Ясное дело – что, – Михаил подцепил вилкой подкопченного рыбца с большущего блюда и отправил в рот, – титула лишат до следующего теста, а коли опять не пройдет, тогда уж всё.
– Что значит всё? – встрепенулся Леопольд. – Меня, быть может, на Землю отправят!
– Лучше титула пусть лишат, – уверенно сказал Михаил, – на Землю это страшно.
– Это тогда было страшно, а сейчас нет, – возразил холеный граф Белоголовцев. О том, сколько времени он посвящает своей внешности, ходили легенды. – Сейчас мы снова в цене, слова «интеллигент» и «аристократ» перестали быть ругательными.
– Куда мир катится… – невпопад вздохнул Голодев, глядя по сторонам.
Он сильно проголодался и едва дождался любимой жареной картошки с грибами и сметаной. Опрокинув стопку водки, Голодев вздохнул еще тяжелее. Только сейчас он вспомнил, что позавчера проиграл в карты
