Обливаясь потом я, с ужасной надеждой смотрела на качка, думая о том, надеясь, что именно этот эпизод станет решающим в моей жизни, что увидев такую потрясающую игру, меня заметят и пригласят на большую роль, быть может даже со словами.
По завершению съемок, я извелась, ожидая возможности хоть краем глаза увидать черновой, монтажный вариант. Лучше бы я этого не видела… лучше бы меня вырезали! Во-первых, я с трудом себя узнала, во-вторых, я была донельзя похожа на насмерть перепуганную овцу, которой внезапно сильно поплохело с желудком. Я готова была написать завещание и застрелиться, но, видя, что никто на меня не показывает пальцем и не смеется, постепенно успокоилась. Джек пота в этот раз мне не выпало, оставалось набраться терпения, учиться и ждать, когда же крупно повезет.
Я снимала крошечную квартирку недалеко от киностудии, и у меня частенько собирались мои приятели актеры. Да, мы себя гордо величали «актерами», прямо с того самого момента, когда впервые переступили порог киностудии, причем звучало это с такой важностью, будто мы не толкались в массовках, а отхватывали исключительно многомиллионные контракты.
Вечерами мы пили кофе или пиво – когда на что хватало средств и строили планы на будущее. Постепенно у нас сколотилась компания из трех парней и трех девчонок, причем отношения были чисто платоническими и братскими. Я наконец-то обрела настоящих друзей, необходимую поддержку и мои письма маме перестали быть похожими на плохо скрытые стенания и жалобы на несправедливую судьбу и беспросветное одиночество.
И вот, наконец, настал тот день, когда и для меня нашлась роль! Правда, небольшая, но зато лично моя! Наша киностудия снимала детектив с примесью триллера, и мне поручили играть труп, лежащий в ручье. В павильоне сымитировали водоем, меня нарядили в узкие драные джинсы, красную, чем-то перепачканную майку и уложили в воду на поролоновые камни. Вода накрыла меня с головой, сверху оказалась пара сантиметров довольно холодного «ручья» и тут выяснилось, что я не могу долго задерживать дыхание. И вообще, у меня создавалось ощущение, будто я тону в собственной ванной. Короче, когда я выныривала на поверхность, оказывалось, оператор только-только начинал снимать.
После десятого дубля режиссер готов был надеть мне на шею настоящий камень и притопить как следует. Оператор, снимавший меня сверху, веселился как ребенок, говоря, что это потрясающе, что нет ничего лучше, чем лежащий на дне реки труп, который вдруг резко поднимается из воды с вытаращенными глазами и судорожно заглатывает воздух. Он уверял, что это классная находка для любого ужастика, но режиссер был иного мнения.
В результате с роли меня сняли, на мое место взяли какую-то бледную девицу, способную киснуть в воде столько, сколько режиссерской душе угодно.
Пребывая в состоянии глубокой депрессии, я поплелась домой, прихватив по пути пару пива. Дома меня ожидало письмо от мамы. Она писала, что дела идут хорошо, она довольно сносно ладит с Громом, что он скверно относится к кошке, которую она завела, и все вместе они очень скучают по мне. Мама спрашивала, когда же кинозвезда приедет домой хоть на недельку, и передавала большой привет от пони. Мне сделалось грустно до слез, ведь мне так хотелось вернуться на белом коне, в лучах славы и успеха, а с таким-то позором… даже труп и тот не удался!
Выпив баночку пива, я, хлюпая носом, написала ответ, наврала с три короба, что дела идут блестяще, и завалилась спать. Очень хотелось проснуться эдак годика через два в зените славы…
Глава вторая
Утром проснулась по привычке в семь, но во время вспомнила, что сегодня свободный день и никуда идти не надо, так что решила заняться любимым делом – поваляться в кровати, помечтать и поболтать по телефону. К сожалению, приятеля Леона с коим особенно хотелось потрепаться, не оказалось дома. Пришлось вдохновенно рассматривать картографию потолка, в это утро мечты о грандиозном будущем посещать отказывались. В памяти, садистски-настойчиво всплыл эпизод из моей первой картины, где я так удачно изобразило дизентерийную овцу и потуги сыграть во второй. Я перевернулась на бок, потом легла поперек кровати, затем по диагонали… Решив не истязать себя воспоминаниями с утра пораньше, я задумалась, как же сделать это утро максимально приятным. И придумала попить кофе и позавтракать в постели. Сварив кофе, погрузилась в изучение холодильного нутра. Все указывало на то, что кинокарьера кинокарьерой, а в магазины хоть иногда заглядывать надо. Перед глазами снова возникла моя трупная роль, причем возникла она прямо там, в холодильнике, и я с грустью подумала, что если дела пойдут и дальше в таком же темпе, то утро я стану начинать не с кофе, а с виски.
Состряпав из разнообразных продуктов большой подозрительный бутерброд и захватив кофейник, вернулась в комнату. Поставив завтрак на крошечную старенькую тумбочку, включила телевизор и устроилась поудобнее. Попивая кофе, я переключала каналы и наткнулась на репортаж с ипподрома. Фанатка, даже маньячка лошадей, скачек и азартных игр, я поняла, что утро обещается быть чудесным. Все в мире потеряло для меня значение, остались только ревущие трибуны и бегущие лошади. Азартно поедая бутерброд, я мысленно ставила на какую-нибудь лошадку и верещала громче всех болельщиков, когда лошадка приходила первой, еще громче орала, когда выбранную красавицу, у самого финиша, обходила какая-то кляча.
По окончании скачек, на фоне ипподрома возник репортер и сообщил массу интересного. Оказывается, скоро в нашем городе состоятся скачки века, турнир с призовым фондом в три миллиона долларов, и что своих лошадок на турнир привезут ни кто-нибудь, а всякие там магнаты и миллионеры и будут активно выпендриваться друг перед другом. Я так заинтересовалась новостями, что и не заметила, как сильно насвинячила в постели своим бутербродом.
Затем репортер принялся рассказывать о том, что на этот турнир приедет самый знаменитый конь в мире арабский скакун Король Ветра. От одного упоминания этого священного имени мое сердце забилось чаще. Не так давно гремел его папаша – Король Шарль. Его владельцем являлся какой-то там шейх, но не в этом суть, главным было то, что конь этот не знал себе равных, никто не мог его обойти, ходили даже слухи, что он заколдованный, что под его шкурой скрывается сам дьявол, которому шейх продал душу.
Не напрягаясь, Король Шарль выигрывал одно состязание за другим, доводя до истерики владельцев других скакунов. Хозяин Короля Шарля хранил свое сокровище как собственный глаз, но его все равно умудрились отравить. Какой был скандал, какая трагедия! Сказать, что шейх плевался от ярости – просто промолчать. Он клялся отыскать убийцу и казнить его публично, но, увы, ничего не вышло, мерзавца не смог отыскать даже всемогущий шейх.
Оправившись от потери, шейх с ненормальным усердием принялся заботится о сыне Короля Шарля – Короле Ветра. У бедного ребенка не получилось детства – всегда он был окружен недремлющей охраной, и никто не знал, где же этот коник находится. Когда он вырос, и шейх впервые представил его на скачках, стало ясно – сынулька переплюнет папашу, царствие ему небесное. Уж теперь-то к Королю Ветра было не подступиться, на ипподром приезжало несколько одинаковых крытых бронированных фургонов, и было не известно, в каком же находится коник, так же его увозили обратно, причем фургоны ехали в разные стороны. Где Король Ветра содержался, естественно, хранилось в строжайшей тайне, а уж про телохранителей и говорить нечего. Самого Кроля Ветра я видела только в газетах и по телевизору и каждый раз умирала от зависти – конь был самим совершенством! Черный, бархатный, как южная ночь, подернутый жемчужной дымкой, как звездным светом… а каждое его движение – движение особы царской крови! Такой конь – сокровище, оставалось лишь грезить надеждой хотя бы рядом постоять с ним, и вот теперь это чудо приезжает сюда… Я чуть не плакала, машинально смахивая бутербродное свинство на пол. Я должна, обязана попасть на скачки, увидеть его хоть краем глаза! И вообще, пора сходить на скачки… пора… Эта мысль подтолкнула меня к решительным действиям. Выскочив из кровати, я молниеносно привела себя в порядок и проверила наличность. Все, что мне высылала мама, я мужественно откладывала, живя на хилую стипендию и на случайные заработки, поэтому у меня всегда имелась заначка на скачки или рулетку.
Я взяла немного, потом еще чуть-чуть и еще раз взглянула на себя в зеркало – похожа ли на утомленную богатством эксцентричную миллионершу, идущую на скачки избавляться от надоедливой наличности? Решив, что достаточно похожа, отправилась испытывать судьбу.
Как всегда на ипподроме было не протолкнуться. Разжившись программкой скачек, я встала в очередь сделать ставку. Лошадиные имена мне ровным счетом ни о чем не говорили, и я прислушалась – на кого ставит народ? Ставили на Шон-Делона и Урагана, причем голоса распределялись равномерно. Я долго думала, за кого отдать свой голос, потом подбросила монетку и победил Шон-Делон. Поставив на коняку
