«больше торговых лавочек, чем в Амстердаме или целом немецком княжестве» (Б. Г. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1916).

В следующем столетии к тому же выводу пришел самый авторитетный географ своего времени Антон Фридрих Бюшинг (1724–1793), автор 11-томного «Землеописания», переведенного почти на все европейские языки. Он так охарактеризовал тягу русских к коммерции: «Можно сказать, что ни один народ мира не имеет большей склонности к торговле, нежели русские» («Man kann wohl sagen dass kein Volk in der Welt eine grossere Neigung zum Handel habe, als die Russen»)[91]. Русских он знал хорошо, поскольку четыре года прожил в России. Француз Абель Бюржа тоже знал русских не понаслышке. В своей книге «Наблюдения путешественника в России, Финляндии, Ливонии, Курляндии и Пруссии» (Abel Burja. Observations d'un voyageur sur la Russie, la Finlande, la Livonie, la Curlande et la Prusse. – Maastricht, 1787) он хвалит Россию за то, что в ней не чувствуется гнет цеховой системы, как в Европе. Он особо отмечает свободу торговли, отсутствие пошлин при ввозе товаров в города.

Данные о русском серебре, которые тоже, боюсь, огорчили бы Пайпса, приводят директор Центра археологических исследований Москвы А. Г. Векслер и доктор исторических наук А. С. Мельникова (в статье «Сокровища старого Гостиного двора», Наука и жизнь, № 8, 1997). Для московских купцов, торговавших в Персии, пишут они, лучшим товаром были «ефимки и денги старые московские» (свидетельство 1620 г.). Западноевропейские купцы тоже активно скупали русские деньги и вывозили их как чистое серебро (русские копейки 1535–1613 гг. имели 960-ю пробу), т. е. Россия была невольным экспортером серебра. Мало того, видя популярность «старых» денег, зарубежные фальшивомонетчики наладили массовое производство подделок с более низкой пробой и начали ввозить их в Россию. Здесь на подделки покупали русские товары или пытались менять их на полновесные деньги. Количество этих зарубежных «воровских» денег было довольно значительным, и некоторые из них осели в монетных кладах первой половины – середины XVII в. В 20-е гг. XVII в. дошло до того, что царь вынужден был отправлять в крупные города, связанные с внешней торговлей, распоряжения, неоднократно повторенные, запрещающие «московским и московских городов гостем и всяким торговым людем» использовать в расчетах с иноземцами «старые» деньги.

Знаток русских кладов, историк и нумизмат Иван Георгиевич Спасский (1904–1990) писал о «поразительном, ни с чем не сравнимым обилии монетных кладов, оставленных по себе XVI и XVII вв.», т. е. периодом царства Ивана Грозного и особенно Смутного времени. Потрясающая подробность: «Археологическая комиссия отправляла на Монетный двор в сплавку поступавшее в ее рассмотрение русское монетное серебро XVI–XVII вв. без рассмотрения – так его было много, так часто попадались такого рода клады!» Было что прятать в тревожное время в небольшой по населению (тогда) стране. Очень много было.

Даже как-то неудобно напоминать, что Россия изначально возникла на торговых путях (из варяг в греки, хазары, сарацины, персы и т. д.) как торговое государство. Мало того, это государство расширилось до Тихого океана благодаря предпринимателям, чью энергию подстегивали дешевизна и изобилие лучшей в мире пушнины. И оно оставалось торговым государством на протяжении большей части своей истории, вплоть до 1917 г., что не мешало ему быть одновременно государством военным, аристократическим, бюрократическим – каким угодно! Знаменитый советский историк, академик М. Н. Покровский, не упустивший ни единого повода показать Россию отсталой и косной, констатировал: «Собирание Руси с самого начала Московского княжества и до Александра I двигалось совершенно определенным историческим фактором, этим фактором был торговый капитал».

Афанасий Никитин, если кто не знает, дошел в 1469 г. до Индии (Васко да Гама еще даже не родился) потому, что не получил в Персии достаточную цену за коня. Его не менее упорные, но более удачливые, хоть и не оставившие путевых записок, коллеги торговали в Пекине, Кашгаре, Герате, Дамаске, Исфагане, Бухаре, Тебризе, Трапезунде, Шемахе, Кафе (Феодосии), Царьграде, Салониках, Ревеле, Риге, Кёнигсберге, Любеке, на острове Готланд, в Сигтуне (древней столице Швеции), Стокгольме (который они звали «Стекольный»), Копенгагене, Антверпене, Амстердаме, Генте, в шведском Або (ныне финский Турку – от русского «торг») и других городах Старого Света, имели там торговые конторы и подворья. Кое-где с банями, ибо Европа надолго отпала от такого удобства, и, разумеется, с церквями.

Если мы обратимся к ранним векам нашей истории, то и там не увидим «незатейливости» русских купцов и «зачаточного состояния» денежных отношений. Такой документ, как «Суд Ярослава-князя. Устав о всяцих пошлинах и о уроцех», иначе именуемый «Пространной Правдой Русской», родился в столкновениях новгородцев с князьями, пытавшимися расширить свои полномочия и выносить произвольные решения. В той части «Правды Русской», где речь идет о наследственном праве, имущественных спорах и тому подобном, мы находим статьи (с 47-й по 55-ю), из которых видно, что купцы объединялись в товарищества на вере (организационно-правовая форма коммерческой организации на складочном капитале, существующая и сегодня), что правила взимания процентов по займу были тщательно прописаны, что банкротство купца по обстоятельствам непреодолимой силы не влекло за собой судебной ответственности: ему давалась возможность восполнить утраченное и в рассрочку выплатить долг. К необычным можно отнести такую подробность: заимодавец, злоупотребивший процентами и уже получивший в форме процентов весь или почти весь долг, лишался права на возмещение самого займа. Напомню, это положения 900-летней давности.

И заодно уж о «русской изолированности» в средневековом мире: первый русский монастырь появился в Иерусалиме еще в 1169 г., а летописи баварского Регенсбурга упоминают о том, что в ХИ в. городские ворота, обращенные к Дунаю, назывались Русскими.

Исключительно важную роль играли ярмарки. Кто помнит у нас город Мологу? Этот город ныне, увы, на дне Рыбинского водохранилища. Молога никогда не была торговым центром первой величины. Тем не менее вплоть до Смутного времени здесь была очень значительная ярмарка, съезжались немцы, поляки, «литовцы» (т. е. западнорусские купцы), греки, итальянцы, армяне, татары, турки, персы, хорезмийцы, и при Иване III со здешних торговцев каждый год поступало в казну 180 пудов серебра. Кто найдет на карте город Стародуб, если не подсказать, что он в Брянской области? В нем вплоть до в. проводились две большие ежегодные ярмарки. Товары привозились из Москвы, Риги, Петербурга, Астрахани, Кавказа, со всей Малороссии, из Европы. Стародубское купечество далеко славилось своим богатством.

5. Выдающиеся богатства

Р. Пайпс уверяет: «Русские купцы почти никогда не ездили торговать в Европу». И объяснение: в Европе был «высокоразвитый и изощренный рынок», а русская торговля «тяготела к натуральному товарообмену. С точки зрения денег и кредита она оставалась до середины XIX в. на том уровне, который Западная Европа преодолела еще в позднее Средневековье. В Московской Руси и в немалой степени при императорах преобладала меновая торговля; наличные использовались главным образом в мелочной торговле».

Странно. Еще за двести с лишним лет до середины XIX в. Адам Олеарий (Эльшлегер), член голштинского посольства, находившегося в Москве при Михаиле Федоровиче, в 1633–1934 гг., рисует иную картину: «[Русские] торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыденной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как то: по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии – торгуют большей частью соболями и другими мехами, льном, коноплею и юфтью». Олеарий был поражен некоторыми операциями московских купцов – как видно, на его «изощренной» родине до такого еще не додумались: «Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно по 4 талера за локоть и перепродают тот же локоть за 3 талера, и все-таки остаются в барыше. Делается это так: они по этой цене покупают один или несколько кусков сукна [куски, или «штуки», бывали разные, но редко меньше 90 локтей и больше 175 локтей. – А. Г.] с отсрочкой расплаты на полгода или год, затем идут и продают его лавочникам за наличные деньги, которые

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату