профессоров очень популярна тема «проклятия российских пространств», тема непригодности этих пространств для жизни и хозяйственной деятельности. Развивая мысль нашего знаменитого (не на сто процентов заслуженно) историка Сергея Михайловича Соловьева о русской «природе-мачехе», они – включая тех, кто никогда не слышал о Соловьеве, – подталкивают своих читателей к выводу, что наши предки ошиблись с выбором территории, выбрали неправильную.
В. Г. Сироткин, профессор МГИМО (правда, не профессор географии), в своей книге «Демократия по-русски» (М., 1999) утверждает, что в России «приполярный характер климата». (Заглянем в ушаковский «Толковый словарь русского языка»:
Даже такая проницательная исследовательница, как Наталья Алексеевна Нарочницкая, доверившись нашим народным климатологам, отважилась на следующее утверждение:
Если даже коренная Россия провозглашается малопригодной для жизни, надо ли удивляться, когда журналист «Огонька» Александр Петрович Никонов храбро объявляет «территориальным шлаком» наши сибирские просторы. В связи с этим мне вспомнилась дискуссия на канадском ТВ, один из участников которой заикнулся, что полярные территории менее важны для Канады, чем, скажем, провинция Квебек. Его возмущенно поправляли в семь голосов, напоминая, что Арктика является ядром канадской идентичности, несет в себе потенциал будущего страны, напоминали, что в канадском гимне есть слова про «истинный Север, свободный и сильный». Это на наших форумах и в публичных дискуссиях даже самые выдающиеся глупости сходят с рук их изрекателям (пока сходят), в таких странах, как Канада, – нет.
На самом же деле трудно было расположиться на глобусе удачнее, чем это удалось России. У нас хватает не только холодных территорий, у нас вполне достаточно теплых. У России значительная доля пахотных земель мира, а общая площадь ее сельскохозяйственных угодий превышает 2,2 млн км2. Более половины (51 %) территории России покрыто лесами, наш лесной фонд не имеет равных в мире (22 % мирового). Кроме того, Россия располагает крупнейшими мировыми запасами стратегических минеральных и энергетических ресурсов, в том числе 35 % мировых запасов газа (по другим данным, «только» 27 %), 30 % железа и никеля, 40 % металлов платиновой группы, четвертью мировых запасов незамороженной (т. е. не в виде массивов льда, как в Антарктиде или Гренландии) пресной воды. Россия раскинулась на одиннадцати часовых поясах, на ее просторах представлены все климатические зоны, кроме тропической.
В Европе Россия занимает 3,96 млн км2 (40 % территории европейского материка – Европейская Россия больше, чем любая европейская страна), в Азии – 13,1 млн км2 (30 % территории азиатского материка – Азиатская Россия больше, чем любая азиатская страна). В силу этой причины Россия может выступать и как европейская, и как азиатская, и как евро-тихоокеанская держава. Северная Азия вообще представлена только Россией. Наша родина входит в самые разнообразные географические группы стран: северных, балтийских, черноморских, кавказских, каспийских, западноазиатских, дальневосточных, тихоокеанских, арктических (циркумполярных), в так называемый Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). Россия – член ряда международных объединений, созданных в первую очередь или исключительно по географическому принципу – таких, как СНГ, АТЭС, Совет Европы, ОБСЕ, Арктический совет, Совет Баренцева региона, Совет государств Балтийского моря, ЕврАзЭС, ОДКБ, ШОС, Региональный форум АСЕАН (речь не идет об организациях вроде ООН, Интерпола или Парижского клуба, членство в которых не связано с географическим принципом).
Гранича одновременно с Норвегией и Кореей, Россия имеет самое большое число соседей в мире. Россия настолько велика, что не уместилась в одном полушарии. Пол-Чукотки находится уже в Западном полушарии. То есть Россия – не только самая большая страна на свете, она вообще единственная страна, восточный край которой находится западнее ее западного края.
Масштабы России таковы, что она не может влиться в наднациональное объединение, подобное Евросоюзу. Россия – это такая величина, которая не может быть (и не нуждается в том, чтобы быть!) частью чего бы то ни было. Только частью человечества.
2. Край не просто благодатный
Отцы «географического детерминизма» в своем XIX в. еще имели некоторые поводы усматривать изъяны в российском местоположении. Такие книги, как «Цивилизация и великие исторические реки» Льва Мечникова (1838–1888) или «Земля и жизнь» Фридриха Ратцеля (1844–1904), когда-то помогли понять в истории многое. Их авторы были правы в том, что судьба того или иного народа сильно зависела от того, в каком климатическом поясе этот народ обрел свою территорию. Но и они добавляли при этом, что такая зависимость безусловна лишь на первых ступенях общественного развития, дальше начинаются варианты. XX век показал, насколько ослабла эта зависимость, и классики «детерминизма», доживи они до наших дней, согласились бы, что предки современного русского народа нашли все же правильное место для своего первоначального расселения, а потом двинулись оттуда в правильных направлениях и в правильное время.
Край был угадан замечательно – Русской равнине неизвестны землетрясения, тайфуны, торнадо, самумы, пыльные бури, здесь нет вулканов, здесь изобилие лесов и вод, но неведома чудовищная тропическая влажность, не бывает изнуряющей жары и чрезмерных морозов. Оценить, какое это сокровище, ныне смогли те из наших соотечественников, которые, прожив полжизни в России, оказались за океаном, в штатах, расположенных на «аллее торнадо». Или в странах, а таких большинство, где лето напоминает парную баню. Или там, где регулярно потряхивает – привыкнуть к этому невозможно, прогнать мысль о землетрясении, способном случиться в любой миг, невозможно, но с этим живут две трети человечества. Не говоря уже про вулканы и ежегодные обязательные лесные пожары – под их угрозой живут вся Южная Европа, Калифорния и Австралия.
Нам бы долго пришлось объяснять жителю патриархальной Руси, перенесись мы туда, что такое вулкан, селевый поток или ядовитый паук. Такие слова, как «суховей» и «саранча», появились в нашем языке, лишь когда Россия изрядно продвинулась на юг, а слово «гнус» – после углубления в зону северной тайги и лесотундры.
Свою роль сыграло и то, что как минимум первые два века русской письменной истории и несколько веков истории дописьменной были теплыми. До конца X в. не было суровых зим и сильных засух, голодали нечасто[6].
Сочетание сравнительно редкого населения и биологического богатства природы сильно разнообразило пропитание. Рыба, грибы и ягоды на протяжении почти всей нашей истории были неправдоподобно, с точки зрения иностранцев, дешевы (впрочем, поговорка «Дешевле грибов» возникла в собственно русской среде). Бескрайние леса кишели зверем и птицей.
Расположиться столь счастливым образом повезло мало кому. Это удалось и далеко не всем восточным славянам. Те из них, кто соблазнился, говоря сегодняшним языком, «более длительным вегетативным периодом», заселили было низовья Дона, да так основательно, что арабские писатели называли Дон «славянской рекой». Но в IX – Х вв. славяне были вытеснены отсюда кочевниками. Как и славяне, жившие западнее: тиверцы и уличи, которые ушли за Дунай, создали там Берладское княжество, основали несколько городов, в том числе Берладь (ныне румынский Бырлад) и Галич Малый (ныне Галац). Позже «берладники» растворились в румынах и молдаванах, сильно обогатив их языки славянскими корнями.
Еще более разителен пример Тмутороканского (именно такое написание рекомендует