понимаешь, что до сих пор у тебя была лишь разминка. Разрушение первого брака, казавшегося удачным, с последующим счастьем в виде брака второго – одно из таких замечательных потрясений… порой обманчивых потрясений, потому что второй счастливый брак тоже может оказаться расписанной под хохлому фанеркой, прикрывающей безнадежный долгострой на городском пустыре.
В общем, собралась было моя Надежда войти в ту же реку во второй раз, и дочка ее Леночка с удовольствием согласилась называть дядю Жору «папой». Но случилась тут промашка дикая…
Павел умолк, посмотрел в окно. Под нами к первой платформе, мягко сбавляя ход, подходил еще один пассажирский поезд. Как и в первом случае, я не мог увидеть табличку с маршрутом следования. Впрочем, помочь мне должна была диктор вокзала. Не удивлюсь, если новый поезд также следует в Адлер из какого- нибудь замерзшего сибирского захолустья.
– Так что там с промашкой? – напомнил я.
Паша очнулся и продолжил рассказ:
– Пришел дядя Жора однажды к ним с цветами…
…Георгий протягивает три гвоздики в газетном свертке. Смущенно отводит глаза. Что-то он явно замыслил. Наверно, побег, не иначе.
– Дядя Жора! – приветствует из-за угла десятилетняя Ленка.
– Здравствуй, моя хорошая, – отвечает Жора, но глаза его по-прежнему ищут трещины в линолеуме на полу.
Надька опускает руки.
– Что-то случилось?
Он смотрит на нее, обильно краснеет. Вслед за ним краснеет и сама Надежда. Очевидно, разговор ее ожидает не из приятных.
До сих пор Георгий не давал поводов бояться чего бы то ни было. Забота, любовь, внимание – он словно источает все это, как пот через поры в душной сауне. Настоящее Солнышко. Возил их недавно с дочкой в Турцию, с улыбкой наблюдал, как они радуются жизни. Надя уже решила, что впустит его в свою жизнь с любым багажом прошлого. Мужчина, который ТАК любит, не может быть подлецом…
– Пойдем в комнату, – говорит Жора и берет ее за локоть, подталкивая вперед, словно собирается отшлепать за плохое поведение. Они проходят в одну из двух имеющихся в квартире комнат, детскую. Там мягкий диван, на котором Надя и Жора много раз боролись с бессонницей, пока Лена гостила у бабушки. Жора знаком велит ей присесть, прикрывает за собой дверь…
…и начинает ходить из угла в угол, отмеряя своими длинными ножищами скромные хрущевские три метра. На ходу кусает губы, чем ввергает свою возлюбленную уже в полную кататонию.
– Может, ты как-нибудь начнешь? – говорит Надя.
Он останавливается, поворачивается к ней лицом. На него нельзя смотреть без слез.
– Дорогая… любимая моя… драгоценная…
Наде кажется, что все ее самые мрачные предчувствия начинают сбываться. Она опускает голову и старается не смотреть на суженого.
– Ну, дальше.
– Да… – Жора тихонько прокашливается. – В общем, я не знаю, как это получилось. Я… она…
– Кто – она? – спрашивает Надя, хотя уже понимает, о ком идет речь.
– Она… моя невеста… бывшая невеста… мы с ней расстались, когда я познакомился с тобой, ты помнишь. Я твердо решил, что буду с тобой… а теперь…
Пауза. Тишину можно потрогать руками.
– Теперь она беременна… – заканчивает Жорик. Бедняга так сконфузился, что Надюха не могла удержаться от смешка. Ей стало его жалко. Милый идиот.
Но очень скоро за вслед жалостью пришла обжигающая боль. Смена ощущений происходит буквально за секунды.
– Света беременна?
– Угу.
– И ты имеешь к этому отношение?
Он отворачивается к окну. На шее пульсируют жилы. Никогда еще Принц не выглядел таким раздавленным. Кажется, будто он сражается с целой армией ветряных мельниц, каждая из которых не только вращает лопастями, но и отстреливается патронами со слезоточивым газом.
– Жора! Я спросила,
Он выдает ответ с изяществом интеллигента:
– Непосредственное.
…Слезы не пошли. Горло словно забили деревянной чуркой – ни вздохнуть, ни всплакнуть. В коридоре у двери тихо шуршит любопытная Ленка. За окном чирикают воробьи. Муха жужжит под потолком.
Великая Пустота.
А Жора все вещает и вещает. Кажется, у него пробку из горла, наоборот, вынули.
– Я пришел к ней попрощаться. Есть такая глупая традиция – сказать последнее «прости». Мы ведь неплохо с ней ладили, я не мог сказать, что она была случайной женщиной в моей жизни… Да, я встретил тебя, моя дорогая, моя ненаглядная… но и с ней я должен был поступить по-человечески, считаешь, я не прав?
Надя молчит. Она еще не знает, что считать.
– Когда я пришел, Света говорила по телефону. Стол у нее был накрыт: фаза с фруктами, два фужера, шампанское. Я еще подумал, что она ждет кого-то, наверно, а я приперся не вовремя. А она все болтает и болтает по телефону, ходит по квартире и говорит мне знаками – дескать, давай, располагайся. Ну, я сел на диван перед столом… и потом как-то так резко получилось, я даже среагировать не успел. Светка села мне на колени, обняла одной рукой за плечи…
Надя зажмуривается. Ей не хочется слышать, как все это произошло, но Жорика в его приступах откровенности ничем не заткнуть. Он всегда разоблачается с самозабвением, будто рвет рубашку на груди. Поэтому она слушает, ощущая себя при этом гостьей татарского Сабантуя, пытающейся достать ртом монетку со дна таза с катыком. Так уж устроена жизнь.
– Она хватает меня за плечо, но продолжает говорить, говорить… С какой-то подругой она разговаривала, что ли, а у той проблемы с мужиком. Я выслушал этих разговоров тысячу, если не меньше, и все они заканчиваются одинаково… хм… В общем, дальше я уже ничего не понимаю, потому что как-то быстро все произошло. Я хотел сказать ей, что ухожу, потому что полюбил другую, а посмотрел и послушал, как она трогательного болтает с подругой, как уверяет ее, что у нее такой замечательный мужчина, то есть я, и что она желает подруге найти такого же себе, хотя их уже почти не осталось на свободе, потому что всех хороших мужиков быстро разбирают. И все это время она так ласково смотрела на меня, так ерошила волосы, что я… понимаешь, я не смог выдавить ни слова, забыл все, что хотел сказать, хотя проговаривал каждую фразу несколько раз, пока ехал. В общем, как-то так быстро все произошло. Она закончила говорить по телефону, обняла меня… мы выпили шампанского… а потом… как-то молниеносно все, представляешь… я даже не заметил…
– Угу, – выдавливает Надя. Горло ее осипло. Она по-прежнему смотрит в пол, не решаясь поднять глаза на мужчину. Она боится, что он увидит в ее глазах ненависть и расстроится еще больше. Милый идиот.
– Это было в прошлом месяце. А позавчера она позвонила мне и сказала, что беременна. В ее голосе было столько радости, и я…
– И ты не смог ей ничего сказать. Ни в прошлом месяце, ни позавчера.
Жорик молчит. Надя не хочет смотреть на него, потому что чувствует, какая буря эмоций угрожает вырваться наружу.
– Все понятно, – говорит она. Узоры на линолеуме расплываются перед глазами. – Это все?
