Сам Вадим повисел несколько днейв интернете, прочел «по диагонали» десятки полезных материалов. С каждым шоу его работа в эфире становилась более качественной, и Глеб не мог этого не заметить.
– Но все равно мы работаем неправильно, – сказал он как-то вечером после очередного разбора полетов. – Налаживаем программу в процессе ее выхода, а надо было все детали продумать заранее.
– Сам виноват, – отбрыкивался Вадим.
Неожиданно активизировался отдел продаж. Рекламные менеджеры на радостях притащили в подарок программе жирного спонсора – рекламный пакет был продан на месяц. Вадим испытал удивление и удовлетворение одновременно. По словам Глеба, рекламодателей чаще приходилось окучивать и уговаривать, чтобы они раскошелились.
– Молодец, – сказал Шестопалов. – По нашим правилам, десять процентов от стоимости проданного пакета достается автору программы. Так что в конце месяца можешь приходить за зарплатой.
После этого известия Вадим на радостях уволился со своей парфюмерной базы и на следующий же день сунул под нос Глебу заявление о приеме на работу и трудовую книжку. Тот без возражений все оформил.
Все развивалось очень быстро. Впрочем, памятуя об успехе рекламной кампании «Убегающего волка», никто не думал удивляться. Вадима Колесникова негласно причислили к загадочным виртуозам, которые умеют больше, чем показывают. Глеб только пару раз пытался задать вопрос типа «Колись, как ты это делаешь?», но Вадим недвусмысленно поворачивался к нему спиной и находил другую тему для разговора.
Работа кипела…
Лариса тем временем готовилась к переезду. За неделю она собрала все имущество, которое считала своим, приготовила его к транспортировке и теперь не могла дождаться того часа, когда она, наконец, захлопнет входную дверь и отдаст ключи соседке Любе. Своих родителей она уже поставила в известность (Людмила Викторовна за один вечер проглотила десяток капсул из различных упаковок и раз десять измерила давление), а свекор и свекровь до сих пор не проявили особого желания поинтересоваться, как живет их внук в отсутствии любимого папы. Они жили далеко отсюда и наведывались лишь по большим праздникам, ссылаясь на дороговизну железнодорожных билетов и крайнюю степень занятости во время посевных, уборочных и прочих кампаний. Впрочем, Лариса на них совсем не обижалась.
Максимка отдался процессу сборов со всей ответственностью. Ему нравилось готовиться к переезду, ему нравился дядя Вадим и он не задумывался о том, что ждет их с мамой в будущем. По его мнению, все у них будет хорошо, раз мама так сказала. Обычно он молниеносно ориентировался в ее настроении, и если мамуля была чем-то расстроена или подавлена, значит, что-то шло не так. Но Лариса за прошедшие дни ни разу не присела возле окна, грустно уставившись на улицу, и ни разу не всплакнула. Значит, все в шоколаде.
– Мы будем жить в другом доме? – однажды спросил Максим.
– Да.
– С дядей Вадимом?
– Да.
– Ура! А в садик я буду ходить?
– Да, ты будешь ходить в тот же садик, будешь играть с теми же ребятами, а я буду ходить на работу, как всегда. Просто с нами будет дядя Вадим.
– Ладно.
К своему удивлению, Лариса действительно не терзалась сомнениями. Будь на месте Вадима кто-то другой, она, пожалуй, не поступила бы столь опрометчиво, но с этим парнем все было иначе. Какая, к черту, разница, что знакомы они всего-то недели три! Какая разница, что познакомились они на улице. Ведь иногда бывает достаточно и двух-трех дней, чтобы понять очевидное: судьба дает тебе шанс, сует его прямо под нос и говорит, что будешь полным идиотом, если не возьмешь.
В пятницу утром Вадим подогнал к подъезду «Газель». Лариса и Максимка уже ждали его с нетерпением, и сам Вадим, вбежавший в квартиру, выглядел не менее взбудораженным.
Коробки, свертки и пакеты с мелочью загрузили быстро. Гардероб Ларисы, включавший как личную одежду, так и концертные костюмы, занял места в машине больше, чем все остальное. Глядя на эту груду тряпья, Вадим лихорадочно прикидывал, хватит ли места в его съемной двушке для всего остального. Впрочем, гадать уже было поздно.
– Не волнуйся, – сказала Лариса. – Часть вещей я отвезу к родителям. Например, вот это старье, я его не носила уже года два…
«Старья» почему-то оказалось немного, и Вадим подумал, что легче от его отсутствия не станет.
Пока загружали машину, Максимка сидел на лавочке возле качелей и по обыкновению водил палочкой на песке, вырисовывая замысловатые знаки. Лариса время от времени бросала взгляд в его сторону, чтобы убедиться, что все нормально. В один из таких беспокойных бросков она увидела стоящего возле мальчика большого мужчину.
Первая реакция:
– Максим, эй!
Мужчина обернулся.
– Папа! – воскликнула Лариса. – Ты откуда здесь?
– Отпросился с работы. Не узнала меня?
Лариса подбежала к нему, поцеловала в щеку.
– Ты чего это на себя нацепил?
Александр Никифорович небрежно расстегнул свою старую холщовую куртку.
– Это я так для погрузки оделся. Я не опоздал, там у вас еще есть работа для меня?
– Конечно. Мы только начали.
Отец подошел к машине. Вадим не заметил его появления, он в этот момент ковырялся в огромной коробке, пытаясь засунуть внутрь неформатную игрушку Максима.
– Здравствуй, – сказал Александр Никифорович. Вадим вздрогнул, обернулся. В первое мгновение по лицу его пробежала тень испуга, но потом он успокоился, даже попытался улыбнуться.
– Здравствуйте.
– Помощник нужен?
Вадим оглядел развалы.
– Ну… вот, вроде там наверху еще что-то есть.
– Я принесу.
– Спасибо.
– На здоровье.
Александр Никифорович вместе с дочерью поднялись в квартиру и в течение десяти минут вынесли на улицу всю мебель, которую молодая женщина отважилась забрать: прикроватную тумбочку, пару стульев, корзину для белья. На большее Лариса не осмелилась, потому что вдобавок к семейной драме Игорь мог завести еще и имущественный спор.
К одиннадцати часам с погрузкой управились. Лариса решила не отдавать ключ соседке, она сунула его в карман отцу.
– Он наверняка у вас нарисуется. Отдашь ему.
Александр Никифорович ничего не сказал, только молча залез в фургон и опустил тент.
Пока ехали до места разгрузки, никто не проронил ни слова – ни Вадим, ни Лариса, ни ее сынишка. Все были напряжены, переживали случившееся каждый по-своему. Лариса внезапно почувствовала какую- то гнетущую грусть, похожую на ту, что она испытывала, когда покидала родительский дом после свадьбы. Она решила, что от этих чувств не избавиться, даже если ты совершаешь обдуманный и единственно верный поступок – любые перемены в устоявшемся порядке жизни она всегда переносила тяжело.
«Ничего, все пройдет и устаканится, утрясется, войдет в привычный ритм, и в итоге, конечно, станет лучше, чем было. Нужно только потерпеть и стиснув зубы пережить всё это…».