Революция полов, или Тайная миссия Клары Цеткин

Елизарова-Ульянова, Мойрова, Янсон-Грау и другие. Правда, «известные большевички» понимали, что православные женщины воевать за дело богоборцев не пойдут, оттого «много места съезд уделил антирелигиозной пропаганде», объясняя «значение пролетарского интернационального братства».

«Товарищи, из опыта всех освободительных движений замечено, что успех революции зависит от того, насколько в нем участвуют женщины», — размахивая ручонкой, картаво бросал в ряды Владимир Ильич и умилялся своей пламенности. Крупская внимательно следила за реакцией зала. В ответ женщины приняли резолюцию, напечатанную в «Правде» за 21 ноября 1918 года: на зов вождей «сомкнемся мощными рядами и уничтожим буржуазию всех стран. Да здравствует мировая социалистическая революция».

Вдохновленная речами «вождя мирового пролетариата», одна из делегаток, Елизавета Исааковна Коган-Писманик (представлена на съезде белоруской, 1899 года рождения), писала позже: «Съезд… показал, что поднялась великая женская рать». В 1920 году Коган-Писманик ушла комиссаром (уж очень хороший паек был у комиссаров!) в Красную армию. С 1921 года работала заместителем заведующего женотделом Витебского губкома партии; в 1923–1925 гг. возглавляла женотдел ЦК КП(б) Белоруссии. Верная пропагандистка и агитпроповка своей партии. Однако никаких сведений об этой «великой деятельнице компартии» ни в Большой, ни в Белорусской энциклопедиях нет.

Думается, женщины из больших городов и из глубинки, приехавшие на Всероссийский съезд работниц и крестьянок, вели себя культурно. В отличие от мужчин, собравшихся в 1919 году на съезд «деревенской бедноты», проходивший в Санкт-Петербурге (тогдашний Петроград). Сотни приехавших «крестьян» (большинство их, судя по спискам, местечковые евреи из бывших «мест оседлости») разместили в Зимнем дворце Романовых; когда же люди разъехались, «оказалось, что они не только все ванны дворца, но и огромное количество ценнейших севрских, саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды, — уборные дворца оказались в порядке, водопровод действовал», — вспоминал главный идеолог от советской литературы Максим Горький (см. М. Горький. Собрание сочинений. М., 1952, т. 17). Такова была сила ненависти к царской России, к ее культуре, традициям, ценностям, ко всему, что казалось непонятным и недоступным…

Для того чтобы женщина стала борцом (бойцом агит-проповского фронта или планируемым в случае надобности пушечным мясом), ее надо оторвать от привычных обязанностей, или, как говорили большевики, «раскрепостить». А для этого обещались поскорей устроить общественные столовые, прачечные, мастерские для починки и штопки платья, артели для химчистки, и, конечно же, ясли и детские сады.

Всезнающий демагог Горький поучал: «От каторжной жизни спасет женщину только социализм, коллективный труд. Рабоче-крестьянская власть успешно начала перестраивать жизнь на коллективных началах… Дело это трудное: люди веками научены жить по-звериному (а сам Горький, занимаясь непонятно чем с усыновленным им братом Янкеля Свердлова Залманом (наст. Ешуа Золомон Мовшев;1885–1966), ставшим по документам Зиновием Алексеевичем Пешковым и другими товарищами-большевиками еще на Капри, жил праведно, никак не по- звериному?! — Авт.)… Женщинам Союза Советов, особенно крестьянкам, следует весьма серьезно подумать о своем отношении к религии и церкви… И ей особенно хорошо надобно понять, что церковь — древний, неутомимый и жесточайший враг ее» (там же, т. 25).

О, этот мессианский обвинитель всех и вся, товарищ Максим Горький когда- то, еще в 1907 году высказал упрек таким, как сам, новаторам от русской литературы: «Все это — старые рабы, люди, которые не могут не смешивать свободу с педерастией, например, для них «освобождение человека» странным образом смешивается с перемещением из одной помойной ямы в другую, а порою даже низводится к свободе члена и — только» (см. письма Горького к Леониду Андрееву). А вскоре и сам стал в авангарде пролетарских писателей, выросших из плеяды этих самых «рабов свободного члена» и уже больше не возмущался, когда товарищ Владимир Ильич заходил к нему в номер очередной гостиницы перед сном, чтоб приподнять одеяло и собственноручно проверить, теплые ли простынки у пролетарского буревестника. Подобные факты имели место, и писатель не стесняется это описывать в своих воспоминаниях. Что уж тут ему остается, когда товарищи победили: разве что по укоренившейся привычке поносить то дурака-Николашку с царизмом, то всю старую власть, то церковь, то женщину…

«Отрицательное и враждебное отношение к женщине Деятельно и непрерывно внушалось церковью мужчине на протяжении двух десятков веков; оно весьма глубоко проникло в сознание мужчины и приобрело у него силу почти инстинкта», — продолжал стращать он (там же, т. 25). Только за своей бесконечной пропагандистской ложью пролетарский писатель прикрыл свое личностное неприятие женщины. Нападая на христианскую церковь, отобрав у православных женщин их праздник — День жен- мироносиц, большевичка Клара Цеткин ввела обязательный праздник 8 Марта (считается, что он совпадает с иудейским праздником Пурим).

Все это стало возможным после 1917 года, когда исполнялось предуказанное большевичкой А. Коллонтай, что революция укрепится и восторжествует «лишь при условии коренного перевоспитания психики». Только после переворота и силового захвата власти в Российской Империи впервые были созданы условия изменения всех социальных основ, на которых держатся моральные представления всего разумного Человечества.

История 5 ИНЕССА, «ГОРЯЩИЙ КОСТЕР РЕВОЛЮЦИИ»

Последние пушки грохочут в кровавых спорах,

последний штык заводы гранят.

Мы всех заставим рассыпать порох.

Мы детям раздадим мячи гранат.

Это над взбитой битвами пылью,

Над всеми, кто грызся, в любви изверясь, днесь

небывалой сбывается былью социалистическая ересь!

В. Маяковский, «Революция» (отрывок), 1917

Писать книгу о влиянии революции (как действия) и социализма (как идеологии) на сущность Женщины, и обойти вниманием большевичку Инессу Арманд, которую уже в наше время представляют секс-символом революции, невозможно.

Инесса Федоровна Арманд (в одних источниках: 1875– 1920; в других — иная дата рождения: 8 мая 1874 г.), отец — француз Теодор Стефан, оперный певец (встречается написание Стеффен; сценичный псевдоним Пеше Эрбанвиль), мать — еврейка Натэлла Вильд, которую советские агитпроповцы представляли полуфранцуженкой- полуангличанкой, актриса и учительница пения. Вы не найдете сведений, были ли на самом деле эти люди супругами, или оставались любовниками. Скорее всего, последнее, а иначе для чего матери было избавляться от своего ребенка, переправляя в другую страну?! Впрочем, в ее поступке просматривается дальновидный план; воспитываясь подле актрисы и певички, на какое будущее может рассчитывать Инесса? Комментарии, как говорят, излишни.

После смерти отца мать передала девочку на воспитание тетке, работавшей гувернанткой и учительницей французского в домах русской аристократии. Впоследствии сестра матери ввела юную Инессу