Революция полов, или Тайная миссия Клары Цеткин

золото. В Андижане, Лениногорске, Норильске и др. — уран. Силами заключенных велась добыча свинца, олова, апатитов, слюды, платины и иных полезных ископаемых, коими богата земля русская.

Такую же тяжелую работу приходилось выполнять и советским зэчкам. Лагеря принудительного труда подразделялись на четыре категории: общего, усиленного, строгого и особого режима. Женщины в смешанных лагерях размещались в особых бараках и в особых «филиалах» лагерей, называемых лагерными отделениями, или лагерными пунктами.

В книге «Женщины и коммунизм» И. А. Курганов приводит список женских лагерей и лагерных пунктов, о которых стало известно во время опроса бывших заключенных, оказавшихся в годы Второй мировой войны на Западе. Список, конечно же, далеко не полный, однако внушительный; в нем значатся:

женский спецлагерь № 6 в Норильске на 3500 человек; женский спецлагерь № 7 в Норильске; женский лагерь № 1 в группе Кингирь на 6000 чел.; женский лагерь в Инте № 388/16 на 3000 чел.; смешанный лагерь на Земле Франца-Иосифа; женский лагерный пункт № 1 в Караганде на 2800 чел.; женский лагерный пункт № 4 в Обезе на 4000 чел.; женские лагерные пункты в Краснотуринске № 286/1, 286/6, 286/9.

женский лагерный пункт в Кемерово; женский лагерный пункт в Магадане; женский ОЛП (отдельный лагерный пункт) в Красноярске № 3, в 6 км от Решот на 8000 чел.;

женский ОЛП № 4, в 120 км от Решот на 1200 чел.; женские лагерные пункты в Мариинске № 2 и № 3;

женские лагерные пункты в Потьме № 1, № 3, № 6 (только этот — на 3000 чел.), № 10, № 16;

женские лагерные пункты в Усть-Вымь № 2, № 3, № 17; женское отделение 12, № 223-р в Воркуте на 1500 чел.; женское отделение 16, № 233-р в Воркуте на 3000 чел.; женское отделение 17 в Воркуте на 4000–5000 чел.

И много-много других мест заключения, предназначавшихся для Женщин, превращенных преступной системой в изгоев и рабынь.

Места, где отбывали сроки женщины, выглядели устрашающе. Обычно каждый лагерь состоял из десятков бараков, обнесенных забором из колючей проволоки высотой в 3–4 метра. Около забора проходила заминированная полоса земли шириной в 5–6 метров, освещаемая ночью прожекторами. Заключенный, оказавшийся на запретной полосе, расстреливался с вышек, расположенных через каждые 100–200 метров. Иногда таким способом зэчки умышленно шли на смерть, избавляясь от невыносимых мучений, сексуальных домогательств и унижений.

С внешней стороны забор охраняли, помимо вооруженных охранников, и сторожевые собаки. Оглашенно лающие с пеной у рта овчарки, которых нам тиражировало советское кино в психологических сценах, когда несчастных советских пленных прогоняют под дулами немецких автоматов, — вымысел киношников, но лишь отчасти, потому как стоит актеров, играющих «проклятых фашистов» переодеть в советскую форму, как сразу все становится на место. Это реализм, но реализм, имеющий отношение в первую очередь к советской системе! К слову, овчарки, используемые для охраны немцами, отличались молчаливой злобой, им не дозволялось лаять до истерической хрипоты.

С такой тщательной охраной побег из советского лагеря был практически невозможен; тем более что на сотни или даже тысячи километров вокруг зачастую не было ни людей, ни жилья.

Работа заключенных столь тяжела, что немногие могли дожить до окончания срока. Я встречалась с бывшими заключенными Инты, пожилой супружеской парой, прошедшей в молодости настоящий ад. Оба попали в концлагеря еще старшеклассниками, он, Микола Канаш — ставший жертвой навета, что будто бы был причастен к порче портрета Сталина гвоздем; она, Мария Канаш — читала патриотические стихи на родном языке, и, значит, попала под влияние националистически настроенной группы молодежи. Оба выжили, чтоб после встретиться и создать сплоченную семью из двух человек (женщина после лагерной жизни не могла рожать), устало ненавидящих советский режим и знающих настоящую цену всем советским лозунгам и призывам.

Они рассказывали о лагерной жизни, о людях и о работе (чаще говорил он, женщина, посерев лицом, поднималась и уходила в другую комнату, чтобы не слышать еще и еще о безумно мытарственных днях, растянувшихся чуть не на два десятилетия). Работа зэка обычно длилась по 10–12 часов, без выходных и скидок на ненастную погоду; и это не считая дороги между лагерем и местом работы. Идти приходилось колоннами в окружении охранников и натасканных, сипло лающих собак. Иногда место работы находилось очень далеко, и за дорогу можно было потерять нескольких ослабевших зэков, умиравших от истощения и перенапряжения сил. Сейчас, когда по телевизионному каналу Discovery в отдельных передачах показывают несчастных евреев, в принудительном порядке работавших на заводах Третьего рейха, которые получили в свой адрес не только извинения от немецких властей, но и хорошие денежные компенсации, хотелось бы спросить: а где те редкие (но еще есть!) выжившие, прошедшие советские лагеря, кто и когда признает перед ними вину и поможет материально лучше прожить последние годы жизни?!

Перед каждым выступлением колонны заключенных предупреждали, что разговаривать или отставать запрещено, иначе охранники стреляют без предупреждения. Затем вели: на лесоразработки, на строительство дорог, в шахты и на рудники. Женщины работали наравне с мужчинами, ведь более легкой работы в лагерях практически не было. По аналогии с памятным лозунгом, под которым жили советские товарищи: «Народ и партия — едины!», многие миллионы советских зэков и зэчек жили под лозунгом: «Коммунизм и принудительный труд — едины!»

Прежде, — в тогда еще недавние царские времена — в шахты и на рудники ссылали государственных преступников, приговоренных судом на каторжные работы; этот процесс не был массовым, не был многотысячным, а тем более многомиллионным. И никогда в числе приговоренных к каторжному труду не было женщин! Но в советской стране равноправие. И сотни тысяч женщин отправляются на самую тяжелую работу: в шахты и рудники. Они сражались с вечной мерзлотой и, имея только примитивные орудия труда, добывали для Страны Советов золото, олово, медь, уголь. К слову сказать, партия посылала юных: девушек, девочек, почти детей — комсомолок и патриоток труда — на заводы и стройки, в забои и шахты, прославляя это как… величайшее достижение советской системы в борьбе за женское равноправие. А верные сыны партии — агитпроповцы, члены творческих союзов пропагандировали подобный образ действий настоящей советской женщины, строительницы коммунизма-ленинизма.

Труд женщин был одинаково тяжел и в условиях крайнего Севера, и в знойных пустынях Средней Азии. Чтобы максимально интенсивно использовать заключенных, советская власть ввела высокие нормы выработки, которые могли выполнить только здоровые и физически очень сильные люди. Мой собеседник М. Канаш подчеркивал, что пищевой рацион полностью зависел от выработки. Тот, кто смог выработать 80 % нормы, получал 80 % пайка, кто выработал 50 % нормы, получал всего 50 % пайка. Паек в лагере был и так скуден, а уменьшение пайка означало одно: истощение и смерть. Даже питавшиеся «по норме» жаловались на то, что не могли никак сходить в туалет по большому; чтобы хоть как-то помочь своему организму, заключенные на 7—10-е сутки пальцами доставали скудные экскременты из заднего прохода. А в это время в советских садах и школах дети и подростки разучивали благодарственные стихи, речевки и песни: «Спасибо партии родной за наше счастливое детство!», «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек/»… Не имея даже отдаленного представления о том, что может ожидать их самих или их близких…

Женщины, изолированные от общества в тюрьмы и в лагеря, проходили все круги ада. Изнурительный труд, пытки и сексуальное насилие сопровождали их все годы заключения. Думаю, это же в какой-то мере продолжается и сегодня.

Даже по окончании долгого трудового дня, с приходом утешительных сумерек мучения для зэчек не прекращались. «Ночью женские бараки обыкновенно превращались в публичные дома, так как «соцблизкие», представлявшие лагерную администрацию и откормленные на краденом пайке,