Ладно, она сумеет ему подыграть… еще чуть‑чуть.
— Конечно, — сказала она легко и простодушно. — Можешь забрать стол. Еще что‑нибудь?
— Нет, я хотел только стол…
Ага, вот и прокол, хотя и маленький! Если бы он все еще собирался переезжать, то сказал бы: «Я хочу только стол!»
— …так как он для меня имеет особое значение. — Встав с кресла, Люк подошел к столу и любовно погладил темное резное дерево. — Мы с бабулей часто оставляли друг другу в тайничке секретные послания.
— В тайничке?
Он вздернул брови.
— Она что, никогда не рассказывала тебе? Когда ты была девочкой? И вы никогда не оставляли там записки друг для друга?
— Нет, я ничего не знаю о тайнике.
— Ну, я… — Люк провел рукой по глазам, но Уитни успела перехватить выражение его лица и увидела, что он глубоко взволнован. — Я думал, тебе она тоже доверила эту тайну. — Его голос слегка охрип. — Это была игра, которая ей так нравилась… Нам обоим нравилась. Я мог оставить там для нее табель со школьными отметками, она мне — деньги на карманные расходы…
На какой‑то момент Уитни разрешила себе поддаться сочувствию к Люку.
— Должно быть, она очень дорожила близостью между вами. Ты занимал особое место в ее сердце, Люк… до самого ее последнего дня. Несмотря на вашу ссору, ее любовь к тебе оставалась неизменной. Но я думаю, что ты и сам это знаешь.
— Если бы я этого не знал, я… — Он коротко вздохнул и положил ладонь на поверхность стола. — Ладно. Это потом. Уитни, я сказал уже, что хочу с тобой поговорить насчет… нас.
Уитни поставила чашку на кофейный столик и сжала руки у себя на коленях. Момент, которого она так ждала, наступил. Ее сердце застучало быстрее, и она обхватила себя руками.
— Две ночи тому назад, — хрипловато сказал он, — мы любили друг друга…
Этого она никак не ожидала услышать. И ее глубоко поразило и сбило с толку, что он использовал такие слова, как «любили друг друга», вместо того чтобы просто сказать «занимались сексом».
— …и на следующее утро я отверг тебя…
— Потому что я владелица виноградников, — натянуто сказала она.
— Потому что я очень гордый.
— Продолжай.
— Уитни, если бы виноградники принадлежали мне, то вместо того, чтобы тебя отвергнуть, я бы попросил тебя стать моей женой.
И теперь, по его плану, она должна была бы воскликнуть: «Дорогой, виноградники твои! Сегодня днем я подписала бумаги, передающие их тебе!»
Ее чуть не стошнило. Нет, она явно не годится для подобных игр. Она устало поднялась на ноги.
— Не продолжай, Люк. Я знаю, что ты будешь удивлен… и разочарован… моими словами, но я не собираюсь отдавать тебе поместье и виноградники. Вообще‑то… — она сухо и невесело рассмеялась, — вини в этом только себя. Твое выступление вчера утром было настолько убедительно, что я и впрямь поверила, когда ты сказал, что не хочешь получить поместье — во всяком случае, таким образом.
Он смотрел на нее, и вид у него был довольно озадаченный. Похоже, он был по‑настоящему удивлен.
— Я слышала, что ты говорил Виктории Мосс по телефону прошлой ночью, — продолжала она. — Ты сказал ей, что виноградники практически твои, что в я конце концов передумала. Интересно, ты ей рассказал, что тебе пришлось со мной переспать, чтобы добиться своего?
Но где же долгожданное торжество? Она чувствовала только холод и пустоту в сердце и в душе.
Но он… О, Люк пустоты не почувствует. Теперь, когда его планы провалились, он накинется на нее без сожаления, с той жестокостью, которую она успела так хорошо узнать.
Слезы задрожали у нее на ресницах, и она отвернулась: она чувствовала, что вот‑вот заплачет, и не хотела, чтобы он это видел. Но, сделав всего два шага к двери, она услышала, что Люк двинулся за ней. Ее сердце подпрыгнуло в панике, и девушка кинулась бежать.
Он настиг ее в холле, когда она едва добежала до лестницы наверх. Схватив за плечо, он резко повернул ее к себе.
В ужасе съежившись, Уитни взглянула на него снизу вверх, но когда увидела его глаза, то мысли ее окончательно смешались. В его синих глазах она не увидела никакой злости, а только нежность. Нежность такую всепоглощающую, такую ласковую, что она подумала, будто это ей снится.
— Ты дурочка, — пробормотал он. — Чудесная, прекрасная дурочка. — Он взял ее лицо в ладони. — Как мог я влюбиться в такое глупое создание?
— Ничего у тебя не выйдет, — убито прошептала она. — Ничего не выйдет из твоих трюков с телячьими нежностями. Я не отдам тебе виноградники, Люк. Твоя бабушка этого не хотела. Так что твой расчет неверен. Мог бы не стараться и не спать со мной.
— Ну да. — Он смотрел на нее, явно забавляясь. — Такой труд! — Он поцеловал ее губы, соленые от слез. — Уитни, послушай меня…
Нет, она не будет его слушать. Она не позволит умаслить ее своими речами. Может, она и хочет его, но никогда не полюбит, зная, как много черного у него в душе. Но как же трудно ему сопротивляться!
— Мое сокровище. — В его глазах светилось обожание. — Прошлой ночью, пока тебя не было, я нашел другое завещание. Более позднее.
Все свои силы и помыслы Уитни направила на то, чтобы остаться стойкой к его нежности, поэтому смысл сказанного дошел до нее не сразу. Но даже когда дошел — голова ее не прояснилась.
— Другое… завещание? П‑позднее?.. — с трудом проговорила она.
— Да. — Он улыбнулся. — Другое… завещание. П‑позднее. Написанное от руки. Датированное месяцем позже, чем предыдущее, и засвидетельствованное двумя подругами моей бабушки по приходу, тогда как другое напечатано и свидетелями были Эдмунд и Чарлз Максвелл.
Она широко раскрыла глаза.
— Но где же оно было? Эдмунд Максвелл обшарил все ящики стола…
— Все ящики, — мягко сказал Люк, — кроме того, о котором знали только я и Крессида.
— Тайник! — охнула Уитни.
— Пошли. — Он взял ее за руку и провел обратно в библиотеку к письменному столу.
Ухватив ее палец, он положил его на маленькую ягодку винограда в причудливо и изящно вырезанной грозди на боковой стенке стола. — Здесь, — сказал он. — Нажимай.
Уитни нажала и ойкнула, когда длинный узкий ящик внезапно выдвинулся из глубины стола.
Внутри она увидела конверт, адресованный Люку.
— Это оно? — спросила она слегка дрожащим голосом. — Другое завещание?
Люк взял конверт, вынул из него единственный листок бумаги и передал Уитни.
С возрастающим изумлением Уитни читала слова, написанные бисерным почерком… и увидела, что, хотя более мелкие детали завещания оставались неизмененными, Крессида оставила Люку виноградники Изумрудной долины.
И «…моей дорогой Уитни Маккензи: поместье Браннигенов со всем содержимым». Ее голова закружилась, и она ощутила невесомую летящую радость. Нет, не потому, что дом принадлежал теперь ей, хотя она всегда очень его любила. А потому, что Люк все‑таки ее не обманул.
— Значит, когда ты сказал Виктории Мосс, что надо понимать женщин, то имел в виду ваши отношения с бабушкой?
— И когда я сказал, что кое‑кто «передумал», то имел в виду опять‑таки бабушку, все‑таки оставившую мне виноградники.
— Но… как насчет Виктории Мосс?
— Какой Виктории? — посмотрел он на нее с шутливым недоумением.
