сделал знак рукой Джози влезать внутрь. Девушка неловко поместилась между двумя слоями спальника и лежала, одеревенев. Льюк тем временем стягивал ковбойские сапоги. Он сбросил куртку, и у Джози дух захватило от вида его бицепсов, вспучивших рукава голубой рубашки.
Зрелище для закаленных, подумала Джози и, сглотнув слюну, крепко закрыла глаза. Но тут же открыла, почувствовав на себе взгляд Льюка. И не только взгляд.
— Что вы делаете?
— Укутываю вам ноги вашей кофтой. — Он сел рядом с ней, потом наклонился и, прожужжав молнией, упаковал их обоих в общий мешок.
О Боже, как забилось ее сердце, когда, прижавшись к нему, Джози вдохнула запах холодного воздуха и чистой кожи, почувствовала его крепкие и выпуклые мускулы. А главное — исходящее от него животворное тепло.
Льюк просунул одну руку ей под голову, другой обнял за талию и прижал к своей груди. Ее пальцы наткнулись на жесткие волосы и голую кожу.
— У вас рубашка расстегнута, — пробормотала Джози.
— Это тоже для тепла.
Да, да, я уже это ощущаю, пульсировала в ней мысль. Пришлось признать, что не только его грудь согревает, но и руки, обнимающие ее, прижатые к ней ноги и легкое дыхание на ее лице. Каждый дюйм его тела излучал благотворное тепло.
— Если хотите согреть руки, просуньте их мне под рубашку, — предложил Льюк.
— Надеюсь, вы не попросите такого же одолжения в ответ, — сказала Джози.
Он тихо хохотнул, рука его поползла вверх по ее спине.
— Нет, не попрошу. Но помечтать я имею право, согласны?
О Боже! Кровь застучала у нее в висках, когда он стал баюкать ее, как младенца. Джози пристроилась поближе, наслаждаясь его теплом.
— Просуньте ноги между моими, — предложил он.
— Отличная мысль. А вы засуньте локоть мне в ухо. Или, еще лучше, колено мне в нос.
Он сверкнул белозубой улыбкой в полутьме палатки, грудь его задрожала от смеха. Джози не думала, что он сможет прижать ее еще крепче, но он смог.
— Рад, что чувство юмора у вас не замерзло, как пальцы ног, Джозефина.
Странно, но в душе девушки что‑то дрогнуло, когда он назвал ее полным именем.
— Ну, в такой ситуации если не шутить, то что же еще делать?
— Ответ у меня имеется. Сказать?
Его густой, чувственный баритон, прозвучавший прямо в ухо, словно бы погладил ее.
— Вам все еще холодно? — Он обнял ее покрепче.
— Начинаю согреваться. — От него исходило такое успокаивающее тепло, что она расслабилась независимо от своей воли. — А вы?
— Ну, я‑то уже согрелся, — проурчал он. И про себя добавил: даже слишком.
Согрелся не то слово, я прямо‑таки раскалился, мрачно думал он. Нет наказания более тяжкого, чем лежать рядом с женщиной и не сметь дать волю своим чувствам и желаниям. Обнимать ее, вдыхать запах, ощущать, как прикасаются к лицу ее волосы, — ведь это же сущая пытка!
Даже биение сердца Джози он слышал сквозь ее свитер, оно ускоряло толчки его собственного.
А что же она?
Джози спала как убитая. Ну что ж, ничего удивительного: сегодня она встала с рассветом, чтобы помочь Консуэле на кухне, потом провела весь день на свежем воздухе. И возможно, не сомкнула глаз до того, как решилась выйти из палатки. Видимо, измоталась вконец.
И все же его мужская гордость страдала оттого, что она смогла вот так запросто убаюкаться, лежа в его объятиях. Неужели он ее совсем не возбуждает?
Льюк слегка отодвинулся, чтобы взглянуть на девушку, и у него перехватило дыхание при виде длинных, изогнутых ресниц, полуоткрытых во сне губ, нежного подбородка. Все у него внутри перевернулось.
Он бессознательно запечатлел поцелуй на ее шелковистых волосах и прижал к себе. Его охватила нежность — неодолимая и не поддающаяся объяснению. Она оказалась сильнее закипающей страсти.
Уткнувшись носом в ее шею, он вдыхал легкий цветочный запах. Тело его горело от желания, а сердце размякло, как пластилин на солнце. Так он и пролежал без сна, до самого рассвета.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сбросив с доски в большую миску нарезанные мелкими ломтиками фрукты, Джози взглянула на Консуэлу. Та сидела в другом конце кухни, положив ногу на стул, и руководила двумя кухарками, хлопочущими у плиты.
— Вам приготовить что‑нибудь, Консуэла? — спросила Джози. — Может, еще чашечку кофе?
— Спасибо, не нужно. Мне и так хорошо. — Лицо экономки расплылось в улыбке. — Как жаль, что испортилась погода и вам пришлось уехать раньше.
— Я все равно вернулась бы, слишком волновалась за вашу ногу. Какое счастье, что просто растянута мышца.
— Да, да. Я тоже волновалась. Проснулась сегодня утром, посмотрела на улицу — такой холод! Мануэль в панике выбежал из дома, чтобы ехать за вами. Как вы ухитрились не околеть?
— Н‑ну, у нас были утепленные спальные мешки, — уклончиво ответила Джози. Взяв в руки яблоко, она стала его чистить. Даже если Консуэла не догадалась, почему она покраснела, Мануэль наверняка рассказал ей, что они оба спали в палатке.
Воспоминания об этой ночи заставляли Джози гореть огнем. Проснувшись от шума приближающегося джипа, она обнаружила себя в объятиях Льюка. Парень в момент вскочил и стал натягивать свои ботфорты, потом вышел наружу. Мануэль вполне мог догадаться, что они спали вместе. А еще, помогая собирать палатку, он как пить дать заметил два соединенных мешка. И естественно, сделал выводы, увы, ошибочные. Ничего ведь не было. Она заснула прежде, чем в Льюке взыграли мужские чувства.
Это чертовски здорово, что я заснула, размышляла Джози, очищая апельсин для салата. Может, таким подсознательным путем я себя спасла: наш вечерний разговор с Льюком показал, что чувства его поднялись на новый уровень и удержать его на расстоянии трудно.
Вчера ее даже посетила мысль о том, что она могла бы в него влюбиться, но она поспешно ее отвергла. Сейчас не до любви. Нужно сначала выбрать специальность, выработать уверенность в себе, а уж потом…
Да, это хорошо, что я так своевременно заснула, продолжала она убеждать себя. Льюк был слишком возбужден, к тому же оказался очень соблазнительным. Снова перед ее мысленным взором встала его сильная, стройная фигура, пронзительный взгляд черных глаз, жаждущие губы…
Джози мечтательно вздохнула и только теперь заметила, что Консуэла пристально за ней наблюдает, слегка улыбаясь. Переключив свои мысли на настоящее, девушка быстро порезала апельсин. Хорошо, что две кухарки работают рядом с ней — иначе Консуэла испепелила бы ее взглядом.
Обе женщины ушли в столовую накрывать столы к завтраку, и в ту же минуту в кухню влетел Льюк, на ходу стаскивая ковбойскую шляпу. Он впился в Джози глазами, и сердце ее учащенно забилось.
Он же почувствовал себя так, словно получил удар в живот — из легких вышел воздух, как из проткнутого шара, желудок свело судорогой. Слава Богу, сегодня ее последний день на ранчо, потому что ночью он чуть не отдал концы. Она влезла к нему в душу так глубоко, как еще ни одна женщина не влезала. Впрочем, он сам ее туда впустил.
