Одарили, видать, по случаю. В общем, не такое уж получалось и захолустье.
Оправившись, вернулся к рюкзакам, скоро подошёл и Алексей Иванович.
— Тишина, — доложил он внешнюю обстановку и поинтересовался моими успехами. Я указал направление.
Когда он появился и предложил походить поискать кого-нибудь, я отказался:
— Будем ждать возле храма.
Но ждать было тяжело. Хотелось хотя бы присесть, хотя бы согреться кипяточком. И тут в дверном проёме возникла фигура батюшки. Не монаха, как это можно было предположить, а типично русского батюшки, перенесённого сюда откуда-то со среднерусской возвышенности. Тихий такой, невысокий, с настоящей бородой и в приличной рясе.
— А вы откуда? — не то удивился он, не то загрустил.
И нас, услышавших человеческое слово, прорвало: мы стали наперебой рассказывать, как мы шли аж от самого Иверона, как нас хотели развернуть в Илье в Карию, но пошли лесом…
— Да что тут от Иверона-то идти, — махнул рукой батюшка, — два шага.
Мы пристыженно замолчали.
— Вы что же, ночевать собрались? — поинтересовался, словно для поддержания разговора, после некоторой паузы батюшка.
Мы даже растерялись: а куда ж нам деваться-то?
— Как благословите.
Батюшка вздохнул.
— Даже не знаю, как быть, у нас удобств никаких, холодно…
— Да мы и на полу можем поспать…
— А вы ещё не разместились?
— Нет.
— А этот, большой такой, был здесь?
— Был.
— И что сказал?
— Ничего.
— Понятно, — произнёс батюшка с некоторой печалью: мол, ничего нового в мире.
Пока шёл этот неспешный разговор, я всё больше начинал испытывать чувство неловкости: вот, вторглись в мирный быт афонского скита, нужны мы тут? Люди спокойно Богу молились, а тут ищи, где размещать, корми их тут…
Батюшка посмотрел на меня.
— Не ели поди ничего?
Мы виновато покачали головами, словно весь день пробегали на улице, забыв про приготовленную мамой еду.
— Ну, сходите в трапезную, найдёте там чего-нибудь… Идёмте покажу. — Мы вышли на лестницу, по которой поднимались. — Вон внизу в соседнем доме видите дверь? Там чайник поставите и попейте, — а закончил батюшка не совсем обнадёживающе: — Мы тут решим пока…
— Скажите, а вы отец Николай? — спросил я. — Да.
— Батюшка, я… вы знаете, лет семь назад вы мне икону передали… Тут у вас священник наш был, он вам книжку мою показывал, а вы мне, то есть через него, икону передали — Избавительница от бед. Ну, он так рассказывал. Я с этой иконой у нас в крестный ход хожу. Вот и сюда Она привела. Можно сказать… Я так хотел вас увидеть…
Я что-то ещё лепетал, а батюшка стоял ко мне спиной и смотрел на трапезную.
— Идите, попейте чаю… — остановил он мой поток и прошёл мимо нас в храм.
Я ликовал! Я не ожидал, что так запросто получится встретиться с одним из известных афонских старцев. Я взахлёб стал делиться радостью с Алексеем Ивановичем, а тот огорошил:
— А ты слышал, что он сказал, когда ты стал ему плести про книгу и икону?
— Нет. Да и не говорил он ничего.
— Э-э… Ты, как глухарь, только себя слушаешь. Его так качнуло слегка, он головой о косяк опёрся и простонал: «О, ужас…».
— Да ладно, не было такого.
— Было. Ты просто, как на комсомольском собрании, как почесал о своих достижениях рассказывать, так батюшка сразу и погрустнел.
— А он и до этого не сказать, чтобы весёлый был.
— А чего ему веселиться? Это ж наш, русский батюшка… Он сейчас твои песни послушал и сразу представил, насколько надо молитвенный подвиг о России усиливать… Ладно, не переживай, — Алексей Иванович явно обрадовался возможности поставить меня на место, — пойдём чай пить.
Мы прихватили рюкзаки и спустились в трапезную.
Вообще-то это была большая кухня, посредине которой стоял длинный стол, за которым вполне могли уместиться человек двадцать. Одну стену занимали кухонный гарнитур с холодильником и раковиной, здесь уже не было дедовского рукомойника, а блестели краны, правда, только с холодной водой. И холодильник был не «Саратов» глухих времён, а большой двухкамерный, импортный. Гарнитур тоже был современный. Напротив входной двери у стены под окошком стояла газовая плита, а вдоль другой стены — вешалки. Дух на кухне, что нетрудно предположить, обитал холостяцкий. Честно говоря, пока не женился, я так и считал, что кухня существует для того, чтобы приготовить еду и тут же съесть её, ну, раз в неделю помыть скопившуюся посуду. У жены получилось неуловимо легко преобразовать «хрущёвскую» кухню в комнату, в которой приятно находиться и в не обеденное время. Причём первое время её лёгкие движения тряпкой мне напоминали манипуляции фокусника. Потом привык.
Но здесь я вернулся в беспечную молодость, когда нет смысла убирать со стола после завтрака сушки с мёдом, если всё равно будешь их есть на ужин. И чайник — тоже пусть будет под рукой. Ну вот разве что чашку ополоснуть. В общем, всё что нужно — хлеб, сушки, мёд, джем — находилось на столе. Электрический чайник — на кухонном столе на расстоянии вытянутой руки, рядом — коробочка с чайными пакетиками, чашки — над раковиной.
Алексей Иванович тоже почувствовал себя как дома.
— Может, кофейку? У нас свой есть.
— Давай.
Алексей Иванович полез в рюкзак.
— О! У нас и халва осталась.
— Доставай всё, что осталось. Всё равно больше никому не понесём.
У Алексея Ивановича нашлись ещё рыбные консервы, галеты, а у меня — пара плиток горького шоколада. Заварили кофе в больших чайных чашках. Я достал по кусочку припасённого из Иверского монастыря лукума. Благодать.
Зашёл отец Николай. Мы вскочили, как солдаты при виде генерала.
— Как вы тут, разобрались?
— Да всё отлично, батюшка.
— Садитесь. А что, вы кофе пьёте?
— Да вот, есть такой грех… У нас тут, батюшка, галеты, халва, можно мы вам оставим?
— Да чего оставлять? Открывайте халву и ешьте.
— Вот ещё! — спохватился я и достал из рюкзака оставшуюся самую красивую бутылку водки.
— А-а, — батюшка равнодушно покрутил бутылку. — Сам оттуда, что ль, будешь?
Бутылка была подарочной, так сказать, лицо города. Я кивнул.
— А ты откуда? — спросил Алексея Ивановича, по халве и галетам родина человека не определяется.
Алексей Иванович с достоинством, словно его обязательно должны были похвалить, назвал город.
— А чем занимаешься?
Тут Алексей Иванович смутился и посмотрел на меня. Ну да, мне тоже всегда стыдно себя писателем
