буддизму, под влиянием которого он придал гуманные черты всей системе законодательства. Он завершил китаизацию топа, перенеся в 494 г. свою столицу из Пингчэнга (в Жехоле) в Лоян, [148] и это именно в тот период под его контролем началось обустройство знаменитых склепов Лонг-мэна, на юге от Лояна, скульптуры которых восходят к 494-759 гг. Однако, освоив полностью китайскую культуру и буддистскую веру, топа лишились выдающихся военных качеств их тюркских предков. Все их попытки, направленные на завершение объединения Китая под своим началом, и расширение далеко на юг, провалились. Правитель Топа Киао (499-515) приложил последние усилия, но его генералы не смогли форсировать линию Хуайхо, которая явилась границей двух империй и за которой имперская крепость Ченгли (Фе-ньян в Анвэе) оказывала сопротивление всякому нападению (507).
После смерти Топа Киао его вдова правительница Ху управляла царством топа с 515 по 528 годы. Эта наследница древних тоб-гачей стала последней выдающейся личностью династии, в которой еще ощущалось тюркское влияние. Будучи наделенной необычной энергией, и в некоторых случаях проявлявшей чрезмерную жестокость, она стремилась властвовать. Вместе с тем она являлась покровительницей буддизма. При ней были облагорожены святилища Лонгмэна, она распорядилась послать с миссией на северо-запад Индии буддийского паломника Сон Юна, который оставил нам любопытные описания положения Центральной Азии того периода. Сон Юн пересек Шаньшань (Лобнор), Хотан, Памир, и, как мы увидим далее, посетил Бадахшан, где правил хан хуннов-эфталитов. Затем он продолжил путь в Уддиану и Гандхару (ранний Кабул), откуда он доставил своей правительнице буддистские документы, представлявшие для нее интерес (518-521). [149]
Племена топа были к этому времени слишком китаизированы, чтобы не совершать больше дворцовых переворотов, забыть семейные дрязги и междоусобные войны. В 534 году они разделились на две ветви: на Восточную Вэй (Тун Вэй), к которой отошли Хубей, Шаньси, Шаньдун, и Хунань с нынешним Чангте, служившей столицей (534-550) и на Западную Вэй (Си Вэй), которой достались Шеньси и Ганьсу со столицей Чанъань (534-557). Правители и тех и других были впоследствии свергнуты своими министрами. Таким образом, в Чангте, вместо династии Восточная Вэй воцарилась династия Пэй Ци (550-577), а в Чанъани, на смену династии Западная Вэй пришла династия Пэй Чэу (557-581). Но эти правящие семейства, полностью китаизированные, уже не имели отношение к истории степей. Напротив, следует отметить, что тот образ жизни, при котором тюркский дух особенно ощущался у первых правителей табгачей, мало помалу уходил, исчезал, растворяясь в китайской обыденности. Вечно повторяющаяся история, за которой мы наблюдаем в течение веков, на примере киданей, джурджитов, чингизханидов, Маньчжуров. Добавим только, что как это случилось с Чингиз-ханидами, а еще раньше с халхами, влияние буддизма сыграло большую роль в том, что топа растеряли черты былой мужественности. Эти грубые солдафоны, которые ощутили божественное ниспослание бодхисатвы, стали настолько чувствительны к человеколюбивым проповедям 'чрама-ны', что в результате они предали забвению не только их врожденный боевой дух, но даже забыли о предосторожности и самозащите.
Последний период развития культуры Минусинска
Оставим этих полностью китаизированных тюрков на их усмотрение и вернемся к ордам, еще продолжавшим кочевой образ жизни в степях Верхней Азии. У нас уже была возможность, когда мы затрагивали вопрос о топа, говорить об орде, видимо, монгольского происхождения, жуан-жуанах, которые господствовали в V в. и первой половине VI в. во Внешней Монголии. То, что мы знаем об их политической истории известно благодаря китайской хронике династий Вэй и Сю. Чтобы как-то конкретно высказаться об их цивилизации, следовало бы дождаться результатов планомерных раскопок, которые были бы осуществлены в тех местах. Ограничимся тем, что укажем на отдаленную северозападную часть этой территории, где мы увидели к этому периоду новую культуру, которая расцвела на Енисее, в Сибири, в пределах Минусинска. Данная культура, называемая культурой 'кочевых всадников', оставила нам украшения, поясные пряжки, бронзовые застежки и накладки, лошадиные удила, стремена, ножи, кинжалы, сабли, пики, седла и так далее, широко представленные в наши дни в музее Минусинска, а также в Хельсинки (коллекция Товостина). [150]
Эта культура, по-видимому, была современной эпохе жуан-жуаней, и продолжалась еще долго после них. Так, в деревне Тиутча она встречается одновременно с китайскими монетами начала эпохи Тан (VII) и, вероятно, заканчивается в IX в. Она представляет для нас особый интерес потому что, как об этом говорил Нандор Феттиш, она имела потрясающие аналоги с аварской культурой Венгрии VI-VIII вв., как и впрочем с так называемой Лебединской протовенгерской культурой IX в. [151]
Даже если это не служит весомым аргументом, чтобы рассматривать жуан-жуаней как прямых предков европейских аваров, то это, во всяком случае, является доказательством того, что и те, и другие находились в орбите одного и того же культурного ареала.
Вслед за жуан-жуанами следует поговорить о родственной орде эфталитов, которые господствовали в ту эпоху в Западном Туркестане.
Гунны-эфталиты
Гунны-эфталиты являлись тюрко-монгольской ордой, и скорее, они были монголами, нежели тюрками, [152] выходцами, как об этом свидетельствует Сюнь Юн, с предгорий Киньшаня, т.е. Алтая, пришедшие затем в степи нынешнего русского Туркестана. Византийские историки называют их эфталитами, персидский исследователь Мирхонд дает им наименование хайателиты. У китайских летописцев это наименование пишется как ие-тай, что, по- видимому, связано с царским кланом эфта или юэ-тай. [153]
Византийские летописцы называли их Белыми гуннами, что само по себе является искажением.
В начале V в. нашей эры эфталиты были еще только второстепенной ордой, вассалом крупной орды (также монгольской) – жуан жуаней, которая, как мы это видели, правила в Монголии. Во второй четверти V в., те же эфталиты достигли значительного влияния, продвинувшись далее к западу. Их господство на востоке начиналось от верховьев Юлдуза (северо-запад Карашахра), продолжилось в бассейне реки Или вплоть до Балхаша, степей Чу и Таласа, далее на регион Сырдарьи до Арала. По некоторым источникам, одна из резиденций хана находилась недалеко от города Таласа, нынешнего Аулие-ата. К 440 году они к тому же захватили Согдиану или Трансоксиану (Самарканд) и, по-видимому, Балх, Бактрию или Тохаристан.
Многие востоковеды, в частности Ноельдеке, считают, что эфталиты обосновались, таким образом, и в Бактрии в эпоху правления персидского царя Бахрама Гора (420-438). Они, вероятно, захватили сасанидскую провинцию Хорасан, откуда Бахрам Гор, возможно, оттеснил их в результате битвы в Кузмехане под Мервом. Маркварт же, напротив, считает, что Бахрам Гор, а затем и его преемник – Йездегерт II (438-457) вели битвы не против эфталитов, а сражались против армии хионитов, другого хуннского племени, кочевавшего на севере от Мерва. [154] Что бы там ни было, именно эфталиты в период правления сасанидского правителя Пероза (459-484) вторглись в Хорасан, и, в конце концов, одержав победу, казнили этого монарха. Предводитель эфталитов, под чьим началом была одержана победа, был известен арабо-персидским историкам под именем Ахшунвар или Ахшун-ваз, по-видимому, искаженное название согдианского титула 'хшеван', или 'правитель'. [155] Победив царя Пероза, гунны-эфталиты заняли не только пограничный район Талекана (Западный Талекан, между Балхом и Мервом). Они дошли до приграничного города Сасанидской империи на северо-востоке, а также до Мерва и Герата. [156]
Кроме того, они в качестве покровителей вмешивались в дворцовые интриги Сасанидской династии Персии. Именно таким образом сасанид Кавад, изгнанный с престола Ктэзифона, нашел у них прибежище,
