остановились.
- Сами видели, Николай Николаевич, - говорил Потупчик, - люди у нас разные; есть и такие, что хотят в колхоз, да боятся.
- Ну что ж, Василий Иванович, и Москва не сразу строилась. Придет время - все пойдут в колхоз.
- Так-то так, Николай Николаевич, да хочется, чтобы поскорей, - он вздохнул. - Я скажу дочке, чтоб ужин собирала.
Потупчик ушел в избу. Дымов присел на порожек, заглянул в дверь.
- Зоя Александровна, вы посмотрите, какое там собрание!
Ее лицо посветлело.
- Пионерский актив! А вон тот, видите - черненький, сын Морозова, Павлик.
- Знаю, знаю... И братишка его, Федя, кажется?
- Да, Федя... Смотрите, что там за борьба?
В избе нарастали голоса, шум. Отчетливо слышался бас Потупчика: «Не дам, не дам!» На крыльцо пятилась запыхавшаяся Мотя с простыней в руках. Другой конец простыни был в руках отца, который показался на крыльце следом за дочерью. Смеющиеся ребята высыпали во двор.
- Ого, а дочка-то, пожалуй посильнее отца! - подмигнул Дымов.
- Мотя, что это значит? - спросила учительница.
- Да ну, Зоя Александровна...
- Что «Да ну»?
- Понимаете, Зоя Александровна, какая блажь ей в голову пришла? - сердито пробасил Потупчик. - Говорит, в избе-читальне скатерки на столе нет. Так вот ей отдай последнюю простыню!
Дымов переглянулся с учительницей и рассмеялся так заразительно, что следом за ним захохотали ребята и гулким басистым емехом закатился сам Потупчик.
- Ай да Мотя! Вот так придумала!
- И ничего смешного нет! - говорила она, тяжело дыша. - Я такой секрет знаю, как красную краску делать. Вы знаете, какая скатерть будет? Первый сорт!
- Вот и потолкуй с ней, - махнул рукой Потупчик.
Дымов вынул платок и вытер глаза.
- Что за ребята у вас, Зоя Александровна! Положи ты эту простыню на место, Мотя! Мы вам из района скоро пришлем и скатерть, и занавески на окна, и разные картины, и новые книги.
- Вот это да! - восторженно вырвалось у Павла. - А «Чапаев» будет?
- Фурманова? Будет, Павлик!
Павел спросил с надеждой:
- А вы Чапаева видели? - Ему очень хотелось, чтобы этот хороший человек знал Чапаева, о геройских подвигах которого пионерам много рассказывала Зоя Александровна.
- Чапаева не видел, Павлик... А вот Фурманова хорошо знал. Вместе против беляков воевали. - Дымов прикоснулся пальцем к шраму на щеке. - Вот она - памятка о тех временах. - Он обернулся к учительнице и прибавил: - Заждались меня, ребята, наверное? Сейчас я вам текст для лозунгов дам.
Взрослые ушли в избу, а пионеры в ожидании уселись на крылечке.
- Сейчас дождик пойдет, - тихонько сказал Федя, опасливо косясь на нахмурившееся небо.
Уже совсем стемнело, в избах засветился огонь. Набежал ветер, пошевелил волосы ребят и снова стих.
- А дождь, это самое, и впрямь сейчас посыплет, - вздохнул Яков и вдруг настороженно стал прислушиваться.
С улицы донесся сердитый женский крик:
- Яшка! Яшка!
Яков слетел с крыльца, словно его толкнули в спину.
- Ой, ребята, пропал! Мать зовет... Иду-у, маманька!.. - он перемахнул через забор и исчез в темноте.
- И я побегу... - Клава поднялась. - Как бы и мне не досталось! Федя, идем, я до дому доведу.
Федя вопросительно взглянул на брата.
- Паша, пойдем?
- Иди, иди, братко. Я лозунги возьму у Дымова.
Клава и Федя ушли. Было слышно, как они мягко шлепали босыми ногами по пыльной дороге.
Павел и Мотя сидели молча. Мотя долго смотрела на его неясный профиль, наконец прошептала:
- Паш...
Он не слышал и сидел по-прежнему неподвижно, облокотившись на колено и положив подбородок ладонь.
- Паш...
- А?
- Ты про что думаешь?
- Да так... - неопределенно повел он плечами.
- А я тоже люблю думать... Про все, про все! Знаешь, когда хорошо думается? Когда спать ложишься... Правда? А тебе сны снятся?
- Снятся.
- Мне раз приснилось, что в Герасимовке дома стеклянные и электричество.
Павел с интересом взглянул на нее, убежденно сказал:
- Электричество на самом деле будет. Помнишь, Зоя Александровна говорила, что в каждую деревню электричество проведут? Вот только колхоз сначала надо.
- Только домов стеклянных не будет - побьются... - Мотя глубоко вздохнула, помедлила. - Паш, а один раз... ты мне приснился.
- Я?!
- Ага... - Она снова помедлила. - А я тебе никогда не снилась?
- Не... - подумав, ответил он.
Вдали глухо зашумела тайга. Сильный порыв ветра внезапно налетел на деревню. Острая молния вспыхнула и погасла, словно опущенная в воду; вдали неясно зарокотал гром.
На огороде, неистово захлебываясь, залаял пес.
- На кого это Кусака? - Удивленная Мотя вскочила, придерживая на коленях трепещущее платье. Она исчезла за избой, но Павел слышал ее тоненький, уносимый ветром голосок:
- Кусака, Кусака! На, на! Кому говорю, Кусака!
В небе снова загромыхало. Тяжело дыша, девочка подбежала к крыльцу.
- Кто бы это был, Паш? По огородам пошел, быстро так...
Павел встревоженно приподнялся:
- Не хромает?
- Да разве ж разберешь в темноте? - пожала она плечами и, увидев, что Павел заторопился к плетню, сказала:
- Да ты сиди, Паш. Может, мне показалось...
Павел стоял у плетня, настороженно вглядываясь в темноту.
- Мотя! - вдруг позвал он.
Она послушно подошла и стала рядом.
- Как Зоя Александровна говорила про пионерский салют?
- Как? - Она помолчала, вспоминая. - Ну, что общественные интересы пионер ставит выше личных...
Он задумчиво повторил про себя:
- Общественные интересы выше личных...
- Да ты что трясешься? Простыл?
- Не знаю... Наверно, простыл.
На крыльцо снова вышли Дымов, учительница и Потупчик.
- Возьми, Павлик, лозунги. - Зоя Александровна протянула ему листок.
