Я курю, выпиваю и ем,я и старый — такой же, как был,и практически нету проблемдаже с этим — но с чем, я забыл.*Вот женщина шлет зеркалу вопрос,вот зеркало печальный шлет ответ,но женщина упрямо пудрит носи красит увядание в расцвет.*Памяти моей истерлась лента,вся она — то в дырах, то в повторах,а в разгаре важного момента —мрак и зга, хрипение и шорох.*Наплывает на жизнь мою лед.Он по праву и вовремя он.Веет холод. И дни напролету меня не звонит телефон.*Знает каждый,кто до старости дорос,как похожа наша дряхлостьна влюбленность,потому что это вовсе не склероз,а слепая и глухая просветленность.*Мое уже зимнее сердце —грядущее мы ведь не знаем —вполне еще может согретьсячужим зеленеющим маем.*И в годы старости плачевнойтомит нас жажда связи тесной —забытой близости душевной,былой слиянности телесной.*Уже в наших шутках и пении —как эхо грядущей нелепости —шуршат и колышутся тенямизнамена сдающейся крепости.*Что старику надрывно снится,едва ночной сгустился мрак?На ветках мается жар-птица,шепча: ну где же ты, дурак?*С того и грустны стариканы,когда им налиты стаканы,что муза ихнего развратаушла куда-то без возврата.*…Но вынужден жить,потому что обязаня всем, кто со мноюдушевно завязан.
