– Что, если время, которое я сочту нужным уделять ей… окажется достаточным для того, чтобы она, обладающая редуцированным умишком, подумала… и поняла, что я ей принадлежу? И чтобы занималась семьёй, и не возмущалась, что сам я не семейный человек, и была при этом мягкой, нежной, послушной? Это же будет обоюдная сатисфакция!
Александр Фёдорович выпустил из рук раскрытую книгу, она упала на пол. Не обращая внимания на катастрофу – закладку не положил, теперь нужную страницу не найти – он сказал:
– Этот предельный случай существует лишь в тенденции. Каждый тип реально существующих женщин имеет свою, ему лишь присущую степень расширения возможностей. Options strictly limited.
Он поднял книгу, и, обнаружив, что возможность найти нужную страницу существует лишь в тенденции, сильно опечалился.
– Пап, мы на самом деле хотим сыграть свадьбу.
– Будь круче. Лучше иметь твёрдый шанкр, чем мягкий характер.
Андрей советовался по волнующему его вопросу с Романом Трегубовым. Они встретились на набережной, напротив «офиса». Передав Роману причитавшуюся ему долю с «Фармбизнеса», Андрей спросил, как ему быть.
– Тебя Шерина ищет, позвони ей.
Тут Андрей вспомнил, что не виделся с Ольгой уже больше двух недель. Сначала была поездка в Саратов, потом – в Астрахань, потом эти выматывающие разговоры с Мариам.
– Позвоню, но что мне делать с этой чёртовой свадьбой?
– Встреться с Олей, друг. Она не может до тебя дозвониться, на сообщения ты не отвечаешь. Говорит: если тебя что-то не устраивает, скажи, что именно. Она это учтёт, когда будет встречаться с другими мужчинами.
– Всё понял. Оля – моя страсть, она это знает. Что мне делать с Мариам?
– Фильдеперсовая штучка, пускай тусуется по бездорожью. Шерина – вот реальная маза.
– Что же мне, на ней жениться?
– Почему нет? Простая, надёжная баба.
– Прожженная, у неё этот «папа», Михалыч. Зачем я ей нужен.
– Ради тебя она его бросит. Говорю: она простая и надёжная, в ней нет двойного дна, вспомни, как она меня выручила, а я ей был никто. А эта твоя гурия, хитрее бабы я не видел.
– Да она ещё ребёнок.
– Строит из себя дурочку. Глаза у неё хитрые.
– А что глаза хитрые… не понимаю, о чём ты. Я разве сын миллиардера, что с меня взять?
– То, что ты разучишься использовать по назначению свою голову, потому что её мыслишки туда перекочуют.
– Да и… вплоть до этого. Что делать женщинам, если не путать мужчинам мысли? Опять же, что делать мужчинам, как не ставить защиту от проникновения коварных женских мыслей?
– Всё, с меня хватит.
И Роман спросил Андрея, может ли его отец выйти на службу судебных приставов для решения очень важного вопроса.
– Нет, он такими делами не занимается. Поднимает связи лишь в исключительных случаях. Но, послушай, а доктор твой, который тебя познакомил с ГУВДэшником, спроси его.
– Едрён батон! Он конкретный, реальный чел, но… дорого, сука! Но… если с твоим батей – болт, придётся идти к доктору.
На прощание Роман напомнил об Ольге, и заявил, что прямо сейчас из офиса отзвонится ей, скажет, что видел Андрея и передал ему её пожелания. Время пошло!
«Как можно советоваться о чём-то серьёзном с таким предвзятым человеком?» – удручённо подумал Андрей.
Вадим Второв по этому поводу сказал однозначно: женись на той, что помоложе!
Аркадий Решетников, школьный товарищ, и, самый объективный из всех друзей, высказался неопределённее всех:
– По-моему, ты ищешь в женщинах как раз то, что есть у каждой.
Глава 104
Облитый яркими солнечными лучами город утопал в зелёной листве. Беспокойно плескалась разлившаяся Волга. В тишине знойного дня над разомлевшей от истомы землёй раздался крик одинокой чайки. Казалось, будто она одна живёт в этом крае и с безнадёжной тоской зовёт подругу. Ей никто не ответил, и крик уплыл куда-то вдаль.
Деревья застыли, точно окаменели в своём красочном уборе, а Андрею чудилось – буря несётся над солнечным городом, сгибая до земли тополя и вязы и кружа ярким хороводом цветы.
Выйдя из машины, Оля подошла к нему своей волнующей походкой, остановилась на расстоянии вытянутой руки. Минималистский наряд подчёркивал её вызывающую красоту. Она себе не изменяла: одежда простая, и её немного. Легко разоблачиться и быстро надеть. Нежно-голубой ультракороткий топ, мини-бикини, сабо. Глаза искрились, на губах играл след невидимого поцелуя.
Так она стояла, подобранная в своём сладострастном совершенстве.
– Я в шоке! Вот уж не думала, что ты возьмёшь, и тупо исчезнешь.
– Знаешь ведь, что ты – моя страсть. Куда же я исчезну?
– Говорят, ты собрался жениться.
Ему показалось, что при этих словах её светло-голубые глаза потемнели, как море темнеет перед грозой.
– Что-то не так? Ты же знала, что я встречаюсь с…
– Одно дело ты таскаешься с этой куклой, другое дело – собираешься на ней жениться, – перебила она его.
– Послушай: когда мы познакомились, ты повела себя, как этакая современная раскованная дама, почти что феминистка. Ты не скрывала, что у тебя есть Михалыч, я, со своей стороны, тоже не совсем свободен. Вот, отношения развиваются своим чередом. Ты же со своим парнем тоже контактируешь?
– Ой, ну долго объяснять. Я думала… отношения будут по-другому развиваться…
– Оля…
Она отвернулась, посмотрела на Волгу. В глазах её стояли слёзы.
– Я же не какая-то фригидная сучка, – глухо сказала она, не поворачиваясь. – Думаешь, у меня не может быть чувств, привязанностей.
Она потёрла глаза.
– Мне нравится то, что ты проделываешь со мной. Как ты разворотишь мои внутренности своим инструментом. Я вне себя от счастья, когда ты это делаешь, знаешь ведь мой оргазмотрон. С тобой хорошо спать, и хорошо просыпаться по утрам.
Она повернулась к нему, и сказала резко:
– И тут, ебани меня калиткой, ты женишься!
– В отсутствие калитки могу тебя как следует трахнуть.
Он оторопел от услышанного, от её слов, и своих собственных; почувствовал, как земля уходит из-под ног.
Через двадцать минут они вошли в съёмную квартиру на улице Пражской, и Андрей с порога стал снимать то немногое, что было надето на Оле.
Время будто остановилось. Уныло замерли лопасти сгоревшего вентилятора. Безжизненно повисли шторы, в просвет между ними косым потоком падал свет, ложась на разбросанную по полу одежду, смятые простыни.
Оля обнимала его, гладила его волосы, плакала, Андрей целовал её мокрые, солёные глаза. Каждый их вздох был как знойное дуновение. Им трудно было дышать, казалось, будто они витают в каком-то удушливом, но упоительном тумане.
И снова безумная волна накрывала их, они погружались в жгучую бездну. Слив страсть, спорили, кто сходит на кухню за водой, кто пойдёт в магазин, и приготовит что-нибудь поесть.
Утром она сказала, одеваясь:
