подругами, теперь же по приказу царя должны были узаконить свои отношения. Каждая, ставшая законной женой, получала богатое приданое, а успевшее стать многочисленным потомство – щедрые подарки.
Пышное празднество длилось пять дней. Все пили из одного кубка любви, забыв о прежней вражде между народами. Великим чудом почитали теперь персы Александра, пришедшего с запада чужака, оказавшегося новым Киром, царем многих народов.
К торжествам в Сузах Александр относился очень серьезно. Этой свадьбой он подчеркивал, что не делает и впредь не будет делать различия между победителями и побежденными, между македонянами и персами. Соединение разных наций узами крови должно было привести к появлению единого народа, населяющего его государство.
Царь, полюбивший обычаи и образ жизни Персиды, все больше превращался в азиата.
После завершения свадебных празднеств Александр, посоветовавшись с военачальниками, решил заново формировать армию. Подросло новое поколение воинов из персидских мальчиков, обученных греческому языку и в совершенстве владеющих македонским оружием.
Новая армия вошла в Сузы сразу после завершения свадеб. Весь город явился посмотреть на парад новых войск. Александр повелел установить высокий помост на террасе дворца, откуда он сам и военачальники могли наблюдать за военным шествием.
Юноши построились в гиппархии. У каждого персидское лицо. Каждый научился гордиться своей выучкой. Отряды гарцевали к площади с копьями наизготовку, выступая под музыку, разворачивались перед царским помостом, салютуя пиками, затем удалялись легким галопом, уступая площадь скачущим вослед.
– Какая красота и слаженность! – воскликнул Кратер.
– Александр выбирал лучших! – одобрительно кивнул Гефестион.
– Это мои наследники! – с гордостью за юных персов сказал царь.
Подходы к площади были запружены македонцами. Раньше никто не осмеливался оспаривать у них право называться лучшей армией. Эти персидские юноши осмелились. Теперь среди македонских воинов было много и больных, и старых, уже непригодных к тяжелым битвам и дальним переходам. Их обозы, перегруженные многолюдными семьями со скарбом, замедляли передвижение армии.
Глядя на своих македонских воинов, прошедших с ним бок о бок от Геллеспонта до Инда, Александр твердо решил отпустить домой всех, кто больше был непригоден к военной службе.
Весна вступала в свои права. Пробуждалась природа. Александр решил провести лето в Экбатане, как и все персидские цари до него. Большая часть войска под командованием Гефестиона отправилась по дороге вдоль Тигра к Опиде. Царь же с Птолемеем отправился в Опиду по воде.
Городок Опида был расположен вдоль царской дороги и имел небольшой дом для пребывания царя. Возле дома на площади Александр приказал построить большой помост, с которого собирался обратиться к войскам.
Едва армия расположилась в Опиде, Александр приказал собрать всех воинов на площади. Вскоре перед помостом стояло многоликое, пестрое войско.
Из дома вышел военачальник и от имени Александра объявил:
– Александр Великий, сын Зевса-Амона, царь Македонский, гегемон эллинов, фараон земли Египта, государь Вавилонии, Персии, царь земель Азии и Индии, простирающихся до страны пяти рек, повелевает распустить десять тысяч ветеранов, уставших от ран, и тех, кто недоволен и устал от похода.
Тут вспыхнул настоящий мятеж. Македонские воины кричали:
– Мы, победители, уйдем все вместе!..
– Оставайся один со своими варварами, Александр!
Услышав крики, раздававшиеся с площади, Александр стремительно вышел из дома и взошел на помост. Он оказался перед вопящей сворой, среди которой узнал своих лучших воинов. Царь хотел обратиться к ним, ожидая одобрения его решения, но в первый раз не смог заставить их слушать себя. Воины кричали ему в лицо:
– Тебе дороже варвары, чем соратники!
– Мы теперь не нужны тебе!
Многие стояли, опершись на костыли. Некоторые были без одной руки. Глубокие шрамы обезобразили немало лиц.
– Ты бросил и предал нас, как и свою страну!
– Твоя доблесть будет возрастать, а наши силы уже на исходе!
– Побежденные получили больше от своего поражения, чем мы, победители, от своих трудных побед!
От гнева Александр побледнел.
А толпа ревела:
– Александр, ты предал нас!
Сгрудившиеся вокруг царя Гефестион, Птолемей, Кратер и Селевк умоляли:
– Будь осторожен!
– Толпа может забросать тебя камнями!
Но Александр, оттолкнув телохранителей, пошел на бунтарей.
Встревоженная охрана сгруппировалась для его защиты.
Сопровождаемый криками и угрожающими жестами, царь направился прямо к главарям, которых схватил за волосы и яростно столкнул головами по двое так, что у них чуть не раскололись черепа. Так он швырнул дюжину тел на руки стражи и приказал:
– Смерть им!
Многие в ужасе отпрянули, отступили.
Воцарилась тишина.
Тогда Александр вскричал:
– Теперь выслушайте меня!
Звенящим от гнева голосом он напомнил своим воинам:
– Я не узнаю вас, воины мой. Кажется, не узнаете и вы меня! Что я нашел в казне моего отца Филиппа после его смерти? Шестьдесят талантов и пятьсот талантов долга. Мне пришлось еще одолжить восемьсот, и с этим я покорил для вас мир.
Известно было красноречие Александра, которое вдохновляло воинов перед сражением, но никогда его голос не был таким сильным, речь такой мощной, как в эту минуту, когда противником его были его же солдаты.
Воины стояли стеной и упорно молчали. Александр настойчиво продолжал их убеждать:
– Я присоединил к нашим владениям все провинции Малой Азии. Множество городов я взял штурмом. Все, что там было, я раздал вам. Богатства Египта и Кирены пошли вам. Сирия, Палестина, Месопотамия – ваша собственность. Вавилон, Бактрия и Сузы принадлежат вам. Роскошь персов, драгоценности индов – ваши.
Воины, безмолвные, продолжали стоять, потупив взоры, низко опустив головы.
– А что я оставил себе в награду за всю накопившуюся усталость, кроме вот этой вот диадемы? Я ничего не взял себе в собственность, кроме тех богатств, которые являются общим достоянием.
Александр обвел взглядом тысячи лиц: печать усталости и отчаяния застыла на них. Моральные силы иссякли.
– Я взываю к глухим, пытаюсь тронуть непреклонные и чуждые мне души! Я ему ту же пищу, что и вы, стол моих военачальников более изобилен, чем мой.
Загар пустыни не мог скрыть бледность запавших щек Гефестиона.
– Я сплю в палатках, как и вы, и не позволяю себе отдыха.
Потух острый взгляд Птолемея.
– Мне даже случается часто бодрствовать ночью, заботясь о ваших интересах, о вашем благе, в то время как вы спокойно спите.
Тупое безразличие лежало на многих лицах.
– Есть ли среди вас хоть один, кто может подумать, что пострадал за меня больше, чем я за него? Бросьте! Пусть любой из вас, кто был ранен, разденется и покажет свои шрамы, а я покажу свои.
