Верховный жрец счел эти доводы достойными внимания, но все же спросил:
– Право управлять другими народами принадлежит сильнейшему. Македония, по-твоему, сильнее Персидской державы?
– Сила не только в золоте, но в мудрости и военной доблести, – ответствовал Аристандр.
А в это время македонские военачальники шумно превозносили достоинства индюка бактрийской породы, привезенного из птичника при храме богини Иштар.
– О великий царь, – обратился Мазей к Александру, – не желаешь ли ты послушать песни в исполнении прекрасной Антигоны. Она знает все любовные песни гречанки Сафо.
Александр покачал головой:
– Нет, мне пока не до любовных песен. Я послушал бы героическую песнь о Гильгамеше. Кто может спеть ее?
– Есть один певец. Голос у него прекрасный. К тому же он грек.
Александр нахмурился:
– С каких это пор песнь о халдейском герое поют в Вавилоне греки?
– Такова была воля царя царей Дария, – пояснил Мазей.
– Воля Дария, – язвительно повторил Александр.
– Дарий преследовал талантливых людей, потому что в Вавилонии должно было греметь и славиться лишь одно имя – имя царя царей и царя всех народов Дария Третьего Кодомана. С его ведома вавилонские вельможи стали приглашать в свои дворцы чужеземцев. Кто не хотел прослыть отставшим от моды, должен был похваляться греческим скульптором, живописцем из Египта, чеканщиком из Лидии, вышивальщицей из Тира.
– Пресыщенная знать нуждалась во все более экзотических диковинках, надеясь, что искусство чужеземцев подогреет их чувства! – вспыхнул Александр. – Эту гнусную моду завела знать, безучастная ко всему вавилонскому. Но мне… мне все-таки хотелось бы услышать песнь о Гильгамеше в исполнении халдея.
Мазей был застигнут врасплох странным желанием македонского царя.
– Но, великий царь, твое желание именно сейчас трудновыполнимо. Хотя мне легче лишиться головы, чем не исполнить твоего желания.
– Я не привык, чтобы мне не повиновались, – жестко сказал Александр.
Мазей обратился к слуге, прислуживающему за пиршественным столом.
– Ты знаешь песню о Гильгамеше?
– Я не был бы халдеем, если бы не знал ее.
– Так спой царю.
Слуга смутился:
– Но у меня нет голоса… Я не смогу доставить царю удовольствие.
– Пой, как умеешь, – приказал Александр.
Бедный слуга был сам не свой – слишком велика была оказанная ему честь. Он с ужасом думал о том мгновении, когда должен будет издать первые звуки песни о герое Вавилонии – Гильгамеше. Послышался легкий вздох, а за ним – первые дрожащие звуки. Эти звуки напоминали пение нищих, просящих на улице милостыню. Хрипловатый голос тонул под высокими сводами дворцовых покоев.
Халдей пел, и голос его становился все уверенней. Красивая мелодия вскоре окрасилась истинным чувством певца. Одухотворенный голос звучал все уверенней, действуя на Александра умиротворяюще. Глаза халдея горели огнем былых тысячелетий шумерской и халдейской славы. В песне ожил голос героических предков и отзвук жизни тех, кто принес себя в жертву на алтарь отечества.
Халдей выбрал правильный путь к сердцу молодого царя маленькой неизвестной страны, которого сама жизнь назначила сокрушать прогнившие государства и заводить в них новые порядки.
Более двух тысяч вельмож и военачальников сидели за пиршественными столами и слушали по велению царя македонского песнь о Гильгамеше.
Меж столов стояли изукрашенные цветами чаны, откуда рабы без устали черпали ковшами вино, наливая его в кубки гостей.
Едва халдей закончил пение, снова был произнесен тост во славу нового царя царей, одержавшего победу над персами, во славу и честь Александра, царя македонского.
VIII
Впервые за несколько дней Птолемей очнулся и застонал от дикой, ослепляющей боли в раненой голове. Кто-то дотронулся до его плеча и сказал тихим голосом:
– Кажется, приходит в себя… Схожу приготовлю ему лекарства…
Другой голос обратился, вероятно, к нему:
– Ты слышишь? Все в порядке, не двигайся.
Птолемей приоткрыл глаза и снова закрыл от резкой боли. Если не двигаться, то боль затихала. Вздохнув, он услышал собственный стон и снова попытался приоткрыть глаза. Он удивился, что лежит в роскошных покоях, похожих на дворцовые. Его затуманенный взгляд блуждал по стенам, отделанным красным деревом и украшенным барельефами, высеченными на черном граните. Воздух в комнате был напоен сладким ароматом нарда.
«Неужели я в плену у персов?» – содрогнулся Птолемей и снова застонал.
Неожиданно к нему приблизилось чье-то лицо: черные волосы, прямой нос, пронзительные глаза.
– Клит? – с облегчением выдохнул он.
– Да, Птолемей. Это я.
– Мы в плену?.. У персов?..
– Нет.
– Тогда где?
Широкая улыбка озарила лицо Клита:
– В Вавилоне!.. Во дворце одного из персидских вельмож, который теперь по праву принадлежит тебе.
– Значит, мы победили… Кровавая была победа…
– Да, мы победили, а город городов открыл ворота перед победителями без битвы и осады… Тебе повезло, ты остался в живых…
– А Гефестион? – сердце Птолемея тревожно сжалось.
– И он жив, Птолемей. Опасность миновала, – успокоил друга Клит, заметив страх в его глазах.
– Да, но… я сам видел, как его ранили, он упал с коня под копыта персидских лошадей…
– Скоро мы все встретимся за пиршественным столом. Александр ждет тебя и Гефестиона, каждый день справляется о вашем здоровье…
– Слава богам! А где сейчас Гефестион?
– В своем дворце. Александр щедро одарил всех своих сподвижников и воинов. Ведь ему досталась сокровищница Дария. Мы все теперь сказочно богаты.
– А где мои воины?
– Воинам царь предоставил отдых, чтобы залечить раны, избавиться от недугов. Больных было больше, чем раненых. А главное, насладиться жизнью, ведь Вавилон – город греха. Здесь много красивых женщин. Выздоравливай скорее. Царю достался огромный гарем.
Птолемей попытался улыбнуться, но тут же сжал зубы от боли. Он ощупал тело, – руки и ноги оказались целы. На лбу выступили капли пота. И снова Птолемей ощутил смертельную усталость.
– Сейчас я позову Филиппа. Он быстро поставит тебя на ноги, – заметив состояние друга, поспешил сказать Клит.
Клит тут же приказал стоящему у входа рабу срочно позвать лекаря.
– Подожди, – окликнул друга Птолемей, – а сколько времени прошло?
– Ты был ранен семь дней назад, незадолго до окончания сражения. Парменион оказался в окружении, если бы Александр не подоспел вовремя, неизвестно, что бы случилось со всеми нами…
От болезненного биения в голове Птолемей снова застонал. Ему вдруг показалось, что жизнь оставляет его. Более того, он не мог избавиться от ощущения, что в лицо ему веет дыхание царства теней.
– Что с ним? – обеспокоенно спросил вбежавший лекарь.
