– Липанул, а? – подмигнул Сизый. Ника не понял, но кивнул. – Ща мы ему нарежем. А ты не тушуйся, подваливай, если что.
Соседу в тот день так накостыляли, что «Скорая» еле успела довезти его до больницы. Ника же обрел друга и защитника. Сизому парнишка понравился – он уважал талантливых людей. Еще бывалый уголовник прознал, что у отца мальчика, режиссера, есть безделушки дорогие и деньжонки, вот и приваживал он мальчишку, защищал, рассказывал об увлекательном тюремном быте. Теперь Нике мама была уже не нужна, у него появился новый друг. Взрослый, сильный, бесстрашный.
Мать не знала, что с сыном делать, когда он перестал ее слушаться. Поначалу бойкот ему устраивала, скандалы, только теперь ее мальчику на это было наплевать. Матушка смирилась скрепя сердце. Видя, что Ника приходит домой вовремя, что от него не пахнет ни табаком, ни вином, она решила, что сыну просто не хватает отцовского внимания. В чем-то она была права. Ника и впрямь тянулся к Сизому не потому, что хотел быть на него похожим (он знал, что у него не получится), – ему просто было спокойно и интересно в обществе взрослого мужчины.
Лето кончилось. Первого сентября Ника сидел со своим другом под козырьком подъезда, спасаясь от моросящего дождя. Сизый протянул ему стакан портвейна, желая отметить новый учебный год, Ника нерешительно принял. Никогда еще он не пил, да и мать расстроится, но надо же когда-то начинать! Выдохнул и залпом выпил. Оказалось сладко и совсем не противно. Через пять минут Ника почувствовал приятное тепло в желудке и легкое головокружение.
Сизый предложил пойти посидеть в подвал, а то ходят мимо всякие… Ника, радостный и хмельной, согласился. Именно в подвале, темном, сыром, пахнущем гнилой картошкой и канализацией, ЭТО и произошло…
Если бы все случилось иначе, пусть с мужчиной, даже с тем же Сизым, но в другом месте – в квартире, на даче, в машине, да если бы еще не накрыло его наслаждение, жизнь бы Ники сложилась по-другому… Но ЭТО произошло в подвале! На долгие годы удовольствие в подсознании Ники срослось с грязью, пылью, вонью, болью и матерной бранью.
Они стали любовниками. Ника сомозабвенно отдавался Сизому в подвале и рассказывал о том, в какие часы его отца нет дома. Сизый дарил мальчишке свое покровительство и немного денег на краски. Да, Коленька опять начал рисовать, и картины стали совсем другими – более глубокими и темными по цвету.
Когда Сизого посадили за ограбление квартиры, Ника плакал. Он клялся ему в любви и верности, обещал писать. И обещание свое парень сдержал. В течение двух лет еженедельно Сизый получал послания из Ленинграда, а потом его зарезали ночью прямо в камере.
Тем временем Ника окончил школу. В консерваторию он не поступил, хоть и пытался. Мама была в трансе, сын доволен. Вечерами он пропадал то здесь, то там в поисках приключений. У него появился любовник, студент, который провожал Нику до дома. А перед тем как распрощаться, они забегали в подвал и там страстно совокуплялись, расшугивая своими стонами крыс. Именно с этим студентом мама и застала сына – целующимися на лестничной площадке. Что с нею сталось! Она готова была простить ребенку его средние музыкальные способности, его мазню, его дружков-воров, но извращенцев она в своем доме терпеть не могла. «Я проклинаю тебя! – кричала она. – У меня нет больше сына! Либо ты идешь лечиться, либо мать для тебя умерла…»
Ника молча собрал вещи и ушел.
Жил он первое время у отца, хоть тот и принял его неохотно. Ему выделили маленькую комнату, полку в холодильнике (мачеха не собиралась кормить приживалу на свои), однако все неудобства компенсировались с лихвой. В отцовской квартире постоянно собиралось очень интересное общество – художники, музыканты. Нике так приятно было оказаться среди столь талантливых людей. Он беседовал с ними об искусстве, спорил, спрашивал советов, а однажды познакомился с художником-авангардистом по фамилии Болт. Тот был мужчина не первой молодости, не очень интересной внешности, зато большого таланта. Ника приглянулся стареющему сластолюбцу с первого взгляда, и он, почистив перышки, бросился паренька соблазнять. Результат оказался по-набоковски неожиданным – толстощекий юноша с развязностью бывалой проститутки первым предложил себя художнику.
Они стали жить вместе.
Болт молодого любовника обожал, тратил на него деньги, учил рисовать, дарил заботу и нежность. Ника все это принимал, за исключением последнего. Ему хотелось совсем не ласковых поглаживаний, не надушенных ночных рубашек, он жаждал необузданного секса в замусоренном подвале с грубым, татуированным амбалом. Именно поэтому жизнь Ники превратилась в ад, и каждый вечер, стоило его любовнику покинуть дом, парень выходил на улицу в поисках приключений. Он выискивал самых отпетых, шальных мужиков, а найдя, тащил в какую-нибудь подворотню или сарай. Часто он мечтал о том, чтобы его изнасиловали, но когда мечта сбылась, оказалось, что в ней нет ничего захватывающего, ибо после изнасилования последовало избиение, а потом две недели в «травме».
Жизнь с Болтом превратилась в скучное существование, и Ника давно бы бросил надоедливого в своей нежности любовника, если бы не его педагогический талант и крепкие связи. Парень благодаря Болту многому научился, со многими познакомился и в итоге прослыл в узких кругах талантливым авангардистом. В двадцать два Ника бросил Болта ради другого, более молодого художника, переехал к нему жить и начал продавать свои картины.
К тридцати Ника разочаровался и в искусстве, и в мужчинах. Его картины, хоть их и нахваливали профессионалы, продавались плохо, а любовники не дарили того восторга, который он испытал в свой первый раз. Неожиданно для себя Ника решил бросить все и уехать в Москву.
Столица встретила прохладно, но он ее завоевал. Оказалось, молодой художник имел явный талант дизайнера, что выяснилось на одной вечеринке, когда Ника, не обращая внимания на тусующихся гостей, начал передвигать мебель и перевешивать картины, показывая хозяину, как должна выглядеть его квартира. С той поры всякий уважающий себя богач считал признаком хорошего тона приглашение Ники в качестве дизайнера и гостя. Так началась московская жизнь неугомонного питерца.
Через год Ника уже имел свою собственную квартиру, постоянных клиентов, репутацию и связи. Не хватало ему только любви. Ночные забавы измотали Нику, он устал и стал противен сам себе. Совокупление в грязных подвалах, оврагах, в полуразрушенных домах, секс с пьяными, злыми, опасными мужиками – все это заводило, казалось увлекательным только ночью, утром же, когда он, пошатываясь, возвращался домой, грязный, часто избитый, ему было до того противно, что хотелось удавиться. Он понимал, что наступит день, когда он просто не вернется: его либо убьет один из любовников, либо кто-то из ментов.
Ника начал искать спасения… И нашел!
Лешку он полюбил в одно мгновение. Увидел и… Дело было даже не в его шокирующей красоте, не в его стати, не в спокойных манерах и чувственном голосе – дело было в его чистоте. Лешка показался Нике ангелом: добрым, невинным, всепонимающим. С того мига похоть, определявшая всю его жизнь, шарахнулась в испуге и исчезла куда-то. Ника полюбил чистой, платонической любовью. Он готов был просто находиться рядом, за счастье бы посчитал невинный поцелуй, но судьба наконец, спустя тридцать лет, сжалилась над ним и подарила ему взаимность. Так он подумал в тот день, когда Лешка вырос на пороге его дома и сказал: «Только ты меня не торопи»…
Теперь же он считал по-другому.
– Наказание господне, – прошептал Ника и выпустил комок земли из грязных пальцев.
– Пойдем. – Ирка тронула его за плечо. Она была мокрая насквозь, бледная, с лихорадочно горящими глазами. – Все уже ушли.
Они обнялись и присоединились к остальным. Вечером гости уехали.
Давняя подруга Ирки Валя, сильно изменившаяся, тоже спешила к мужу – супруг по сотовому вызвал ее домой. Ирка недоумевала, как за столь короткий срок ее подруга смогла стать совсем другим человеком. Теперь Валя была серьезной, строгой, неулыбчивой, а главное – скрытной. Она не щебетала, не подзуживала, думала о чем-то своем, и вид у нее при этом был потерянный.
Машуня с Коляном выехали на джипе еще засветло. Ирка заметила, что их объединяет не только скорбь, но и нечто большее. Маша, убивавшаяся по Лешке искренне и самозабвенно, все же посматривала на Коляна довольно нежно, сам же он, теперь непьющий и серьезный, обнимал свою покровительницу по- хозяйски, а порой прикрикивал строго и назидательно.
