попытках уберечь еретиков от тюрем и костров. Что скажет она теперь? Ее совет может стать решающим для вынесения им окончательного приговора нарушителям спокойствия в королевстве. В добрых намерениях сестры Франциск не сомневался никогда.
«Какая бы была моя жизнь без Маргариты?» – часто задумывался Франциск. За нежность и заботу он называл ее «своим амулетом». В страшный год его пленения она участвовала в переговорах с Карлом V об условиях его освобождения. Ее письма в мадридскую тюрьму были полны самых искренних чувств, беззаветной любви и решимости во что бы то ни стало добиться возвращения брата из плена на родину. Одно из писем он выучил наизусть: «Что бы ни случилось, пусть даже тело мое будет сожжено и пепел развеян по ветру, никакая жертва ради вас не покажется мне чрезмерной, тягостной и страшной, а напротив, будет должной, сладостной и почетной». Сопричастность к его государственным делам доставляла ей истинное удовольствие. Воля Франциска всегда становилась ее волей.
Наконец дверь отворилась и вошла королева Наваррская.
– Маргарита!
– Ваше Величество!
Первым непосредственным чувством брата и сестры была радость. Они с детства радовались каждой встрече друг с другом, даже если виделись ежедневно. Оба одновременно поспешили навстречу друг другу. Маргарита вошла, как обычно, с книгой в руках и улыбкой на лице, нежной и солнечной.
Франциск усадил сестру рядом с собой на скамью, обитую цветной кожей.
– Еле дождался тебя.
– Задержалась в библиотеке.
– Я так и знал, поэтому и послал за тобой в библиотеку, твое излюбленное с детства место уединения и размышлений.
Собака удобно расположилась у ног короля и королевы и внимательно наблюдала за ними, положив свою морду на вытянутые лапы.
– Узнав о случившемся, я специально пошла в библиотеку, чтобы подготовиться к встрече с тобой и быть тебе полезной в принятии правильного решения, достойного короля Франции.
– Ты искала ответа в книгах у мудрецов?
– Да, у Эразма. Как мы с тобой смеялись, читая «Похвалу глупости». Вспомни, дорогой мой брат, что говорит у великого гуманиста Глупость: «Обыщите все небо, и пусть имя мое будет покрыто позором, если вы найдете хоть одного порядочного и приятного Бога, который обходился бы без моего содействия».
Согласись, на фоне строго судящих всех и вся Глупость выглядит весьма привлекательно.
Франциск впервые за этот мрачный день расхохотался. И этот смех сразу отмел все недобрые помыслы в его душе.
– Что ты хочешь этим сказать, мудрейшая из Маргарит? Твое мнение очень важно для меня. Ты, как никто, умеешь разглядеть основное в каждом человеке и явлении.
В голосе сестры зазвучали убедительные ноты, напоминающие голос матери, когда она ответила:
– Только напомнить, что все люди – и католики, и протестанты – имеют право на жизнь, на счастье, на свое мнение и свою веру и все равны в этом праве.
– Однако Эразм не примкнул к протестантам, несмотря на свою критику католической церкви, – отозвался Франциск. – В силу склада своего характера он искал компромиссное решение.
– Вот именно. Как и ты. Ведь ты всегда соизмерял свою политику с лучшими традициями.
Наступила пауза. Франциск отлично сознавал, что сестра права. Она подтверждала правильность уже принятого им решения, но не считаться с суровой действительностью становилось слишком опасно, поэтому лишний раз все взвесить и продумать было необходимо.
– Хотелось бы, но сейчас я не имею на это права, – наконец произнес Франциск.
Это было не утверждение, а скорее раздумье и вопрос: «Имеет ли он право на прощение заговорщиков и перемирие с ними… Не чревато ли это новыми бедами?»
Маргарита прекрасно понимала, что брат вызвал ее на этот разговор, чтобы не сделать опрометчивого шага, который может привести к человеческим жертвам. Только от его королевской воли зависит, как велико будет количество этих жертв. Ясно и доходчиво, как бывало всякий раз, когда дело представлялось ей чрезвычайно важным, Маргарита изложила свое видение произошедшего.
– Протестанты нуждаются в твоей поддержке, как никогда. Эти воззвания лишь обращение ко всем здравомыслящим людям о необходимости усовершенствовать Церковь. Жизнь не стоит на месте, в обществе постоянно происходит борьба идей, и каждый новый поворот влечет за собою потребность пересмотра канона.
Франциск отозвался на слова сестры не сразу. Некоторое время он наблюдал за языками пламени в камине.
– Иной раз насильственной его ломке. Думаю, что сейчас компромиссное решение не устоит под общим напором разъяренной толпы.
Грустная улыбка тронула губы Маргариты.
– Для того чтобы одержать победу над создавшимися обстоятельствами, гораздо важнее восстановить падшую нравственность до ее древнего добродетельного состояния. Необходимо вернуться к чистому христианству, которое существовало в глубине веков, вернуться к апостольским первоосновам христианской веры. Но на это нужно время… Сейчас же главное, чтобы великое прошлое Франции из-за религиозных разногласий не утонуло в потоках крови. Мы сами не должны призывать совершать убийства, пытки и казни. Тогда и враждующие партии не будут нападать друг на друга. Народ любит добрых правителей. Ничто так не популярно в народе, как доброта. Ведь именно мы всегда подаем пример. Волнения среди протестантов можно направить в любую сторону и даже извлечь из них полезное и доброе.
Маргарита замолчала. Она почувствовала, что ее слова достигли цели.
Громовым голосом король вызвал главного королевского дворецкого Артюса Гуфье де Буази, который быстро явился на зов, и отдал распоряжение об отмене охоты и срочном возвращении в Париж. Маргарита подтвердила его решение попытаться немедленно найти компромисс.
Пока король собирался в дорогу, фанатики среди духовенства и членов Малого совета воспользовались его отсутствием в столице и издали приказ об аресте заговорщиков и возведении в Париже шести костров. Напрасно советники короля взывали помиловать приговоренных к казни. Мысль о терпимости, высказанная несколькими храбрецами, не устояла под общим напором разъяренной толпы.
Грубые голоса тысяч горожан, собравшихся у стен Бастилии, то и дело срывались на женский визг.
– Не одних протестантов нужно опасаться. Следует расправляться и с теми, кто слишком терпим и называет себя католиком.
– Верно, главное зло в людях, которые чересчур уступчивы. Они призывают к соглашению во имя мира между религиями.
– Постыдный мир с еретиками невозможен.
Ненависть восторжествовала. Двести гугенотов были преданы огню.
Когда король въехал в Париж, мрак победил свет, падающий от затухающих костров. Костры подернулись серым пеплом, и лишь изредка то тут, то там вспыхивали искорки и тут же гасли.
Франциск понимал, что допущена непоправимая ошибка, которую он не успел предотвратить, и поэтому пребывал в самом угрюмом расположении духа. Свершившиеся казни настойчиво убеждали, что необходимо срочно принимать решение, которое устраивало бы враждующие стороны. Как только король прибыл в Лувр, он приказал немедленно вызвать Монморанси и советников.
Поздним вечером в одном из королевских покоев Лувра, выходившего окнами на площадь и прилегающие к ней переулки, в высоких дубовых креслах напротив друг друга сидели король, коннетабль и несколько советников.
Монморанси сразу же стал докладывать королю последние новости. Он сделал беглый обзор настроений, царивших в различных слоях общества, рассказал в мельчайших подробностях о гневе толпы на улицах, еще не казненных гугенотах, томящихся в Бастилии и ждущих приговора, и, наконец, сожжении наиболее опасных главарей заговорщиков.
– Им предложили отречься от новой религии и вернуться в лоно католической церкви. Но гугеноты, все как один, категорически отказались, заявив, что лучше предпочтут смерть. У ворот Бастилии толпа требовала их немедленного сожжения. Малый совет вынужден был прибегнуть к крайним мерам без
