столько вопросов и сомнений! Однако коробочка из твёрдой пластмассы была неразъёмной, спрессованной из двух частей горячим способом. Наружу выходила кнопка включения, мягкая антенна, и в нижней части была ниша с гидроизоляционным уплотнением, куда вставлялась специальная батарейка. Прибор мог работать и под водой…
А не возьми Русинов её — вот тогда бы точно вшили! И не знал бы куда. В Институте издавна существовало правило: если вычислил «стукача» — ни в коем случае не трогай его, не подавай виду. Иначе его уберут и завербуют либо подставят другого. Ходи и гадай кто. Лишь по этой причине терпели Гиперборейца…
В тот же день ближе к вечеру он достиг Ныроба. Здесь кончался асфальт. Далее были только просёлочные и лесовозные дороги. Русинов сориентировался и, выбрав направление, которое в конечном итоге диктовалось лесовозной трассой, двинулся на восток, «пошёл в гору». По его предположениям, в междуречье Вишеры и Колвы, на «перекрёстке Путей» земных и небесных, стоял древний арийский город. Он имел вид и форму солнца — от центра, где стоял храм Ра, во все стороны расходились лучи — радиальные улицы. Двенадцать тысяч лет назад Землю потрясла катастрофа. Можно было противостоять врагу, но не льдам, пожирающим материк — благодатную, райскую землю. «Стоящий у солнца» расколол ледник и остался стоять непокорённым, однако его склоны были исковерканы и стёрты. Держа на своей спине огромные массы грунта, принесённые со Скандинавского полуострова, он отяжелел, потерял скорость, энергию и лёг издыхать. Предполагаемый Русиновым город оказался на самой границе оледенения и мог быть лишь похороненным под мощным пластом морены, которая легла у западного склона после таяния льда. Конечно, он не ждал, что обнаружит город с улицами и домами; наверняка тут всё было разрушено, раздавлено, однако при этом не перенесено со своего места, не сдвинуто и не перемешано с моренными отложениями.
«Вишера» на древнеарийском языке означает «лежащая, вытянувшаяся от солнца», а «Колва» могло быть переведено, как «звучащий круг» либо «круг звенящий». На аэрофотосъёмке и топокартах, а особенно на космических снимках река Колва выписывала огромный полукруг, огибая подножие горы. Вишера действительно лежала, вытянувшись на запад, от восходящего солнца: древние вкладывали в названия исчерпывающую информацию. Где-то тут, в междуречье, ещё в восемнадцатом веке было поселение с названием «Кошгара», скорее всего, полученными от названия горы. Когда Русинов отыскал упоминание об этом поселении, затрепетало сердце. Для глухого к слову уха оно звучало не по-русски, и чаще всего подобные названия относили то к тюркскому, то к угро-финскому. И хорошо, что современные люди оглохли к своему языку, иначе бы давно отыскали и промотали все сокровища, оставленные предками, вероятно, для нужд и времён более серьёзных. Так вот «Кошгара» в переводе с арийского звучало как «сокровищница с золотом» или «гора-кладовая». «Кош» — то же самое, что и знакомое «кошт», — означало «сокровищница» и на всех языках, сохранивших свою арийскую первооснову, выражало «средства к существованию, содержание, расходы, стоимость». «Гара» в первоначальном, акающем, русском языке, который сохранился в Белой Руси, была современной «горой» и буквально переводились как «движение к солнцу». Санскритская «агара» обозначала «золото», однако не в прямом смысле, а в том, что всякая гора при восходящем или заходящем солнце золотится, горит, как золото.
И теперь Русинову следовало отыскать место, где стояла Кошгара, а от него уж, как от печки, плясать дальше. Но прежде для полной уверенности надо было исследовать радиомаяк, не шпионит ли прибор, который должен спасать. Чёрная коробка в мягкой искусственной коже не подавала никаких признаков жизни, словно камень. Магнитный радиосигнал можно было засечь лишь кристаллом КХ-45, а он находился в нижнем бачке радиатора. Проехав от Ныроба километров двадцать, Русинов облюбовал себе место на берегу Колвы, загнал машину от глаз подальше и стал снимать радиатор. С собой у него были большой кузнечный паяльник со всеми причиндалами и паяльная лампа. Он умышленно не разводил костра, чтобы не привлекать внимания, однако его всё-таки заметили, и на просёлке остановился гремящий пыльный лесовоз. Шофёр с утомлённым и чёрным от пыли лицом подошёл к Русинову и сдержанно поздоровался.
— Что, пробил? — кивая на радиатор, спросил он.
— Да нет, — отмахнулся Русинов, — течёт!.. Мне его паяли, паяли, а он всё равно…
— Ты что, из Москвы? — спросил шофёр, глянув на номерные знаки.
— Из Москвы…
— Дак чего, помочь тебе?
— Ничего, сам справлюсь! — бодро ответил Русинов. — Тут два раза паяльником ткнуть.
— Сначала прогрей хорошенько, — научил его шофёр и сел рядом, закурил. — Потому плохо и запаяли, что не прогрели как следует. Вон как наляпали! Ну кто же так паяет? Руки оторвать!
Русинов не хотел при нём начинать работу и тоже сел рядом, достал сигареты, хотя практически не курил.
— В отпуск? — спросил шофёр, ковыряя ногтем олово на шве радиатора.
— Да, порыбачить, отдохнуть… Ты тут места знаешь, нет?
— Как же не знаю? — Он оглянулся на реку. — Знаю…
— Куда посоветуешь податься? — Русинов прикурил. — Где клюёт?
— А, сказал бы тебе, где клюёт! — засмеялся шофёр. — Есть тут место! Как забросишь — так клюнет!
— Где это? — заинтересованно спросил Русинов.
— Где-где… На пасеке!
Русинов вдруг понял, что шофёр не притомился от работы, а попросту недавно выпил и хмель ещё только расходится.
— Знаешь, я б тоже клюнул на пасеке, — по-свойски сообщил он. — Девятый день в дороге… А баня там есть?
— Должно есть! У него там всё есть! — Шофёр оглянулся на горы. — К нему все ныряют. Километра четыре отсюда поворот. Выезжай на него и дуй в гору. Там найдёшь! Ваш брат у него всё лето пасётся…
— Слушай, а до Кошгары тут далеко? — между прочим спросил Русинов.
— Далеко-о! — уверенно заявил шофёр. — Отсюда не попадёшь!
— А откуда попадёшь?
— Это тебе через Свердловск надо, по-новому — через Екатеринбург.
— Так далеко?
— А за хребтом! В Азии! — объяснил весело он. — Мы ж с тобой в Европе сидим. Да на хрена тебе эта Кошгара? Вали на пасеку! Там речка есть, а место там! А медовуха!..
Русинов не стал больше уточнять по поводу Кошгары, хотя заявление шофёра обескуражило.
— Пожалуй, заеду! — сказал он. — Запаяю радиатор и махну.
— Только погрей сначала, — он кивнул на паяльную лампу. — А то ишь соплей навешали!
— Халтурщики! — определённо бросил Русинов и отшвырнул сигарету: капсулу в бачок радиатора запаивал он сам.
После курева у шофёра искривилась губа: хмель и табак наконец достигли нутра. Он радостно улыбался и благоговел.
— Ну, отдыхай, брат! — Он встал, потянулся с подвывом и дурашливым бегом направился к машине. — А мне ещё две ходки!.. Эх, горы сверну!
Распаять было плёвым делом — нагрел, и бачок отвалился сам, но с пайкой Русинов провозился часа полтора и снова навешал «соплей». Пока устанавливал радиатор, проверял, не течёт ли, уже стемнело. А впереди была бессонная ночь. Чтобы извлечь кристалл из капсулы, требовалось время, навык и осторожность, с которой обезвреживают мину, поставленную на неизвлекаемость. Прежде всего Русинов тщательно оттёр накипь, выпавшую на капсулу в системе охлаждения двигателя, и промыл её спиртом. Тяжёлый стакан из нержавейки был верхом инженерной мысли и изобретательности. Что-что, а прятать секреты в России иногда умели. Сначала следовало ввести в отверстие пластмассовый стерженёк с жёлтой бляшкой на конце: это был код, по которому капсула «узнавала», что находится в хозяйских руках. Затем шла длительная операция набора цифр двенадцатизначного кодового числа. После каждого поворота кольца и совмещения определённой цифры с риской раздавался тончайший свист — вакуум втягивал воздух. Ровно через двадцать семь минут нужно было повернуть второе кольцо, потом через семнадцать — третье,
