солнце в зарябленной ветром воде.
«Пришельцы! — внезапно прорезала сознание мысль. — Авега и Варга — не люди…»
Он тут же отплевался, открестился от такой сумасшедшей мысли. Резко потряс головой, утёр лицо.
— Что с вами? — обеспокоенно спросила Ольга.
— Фантастика! — засмеялся он. — Всякая чепуха в голову лезет!
Шар над землёй погас, и небо будто бы сразу успокоилось, обрело знакомый ночной колорит — облака, кусочки чистого неба со звёздами, чуть светлеющий западный горизонт.
— Какая, например? — облегчённо вздохнула Ольга, словно смотрела скучный спектакль.
Чтобы отогнать окончательно навязчивую мысль, Русинов пошутил:
— Подумал, что вы — инопланетянка!
— А что, похожа? — Она кокетничала.
— Да… От телевизора невозможно оторвать. Может, у вас там не было их?
— Увы! — воскликнула она. — Я земная! К сожалению…
— Где же вы научились управлять огнём?
— У мамы.
— А мама? Может, она прилетела?..
— Мама, возможно, и прилетела откуда-нибудь, — тихо проговорила Ольга. — Но папа точно землянин. Даже на самолёте летать боится.
Они направились было к дому и в это время прямо перед собой снова увидели встающий из леса огненный шар, но уже другой и в противоположной стороне. Он приподнялся над землёй, приостановился на секунду и стремительно пошёл вверх. Казалось, разорванные им тучи клубятся и тянутся вслед, как при ядерном взрыве.
— Сегодня они парами летают! — засмеялась Ольга. — Ладно, смотрите, если хотите, а я фильм досмотрю.
Она взлетела на крыльцо и скрылась за дверью.
На высоте шар потемнел и стал быстро переливаться из одной формы в другую, словно подбирал удобную для себя, и, наконец превратившись в угловатый предмет, похожий на железнодорожный костыль, пошёл блуждать между ярусами туч. Русинов немного обвыкся с этими чудесами и вспомнил о переговорах Петра Григорьевича и Варги. Вот случай, когда можно осторожно пробраться в предбанник и послушать у двери. И если даже застанут за таким неблаговидным делом, можно вылупить глаза и заорать — «тарелка»! Увлекающийся пчеловод забудет, что и было…
Не скрываясь и поглядывая в небо, как пришелец, он подошёл к бане и затем неслышно ступил в предбанник. В темноте он коснулся двери лишь кончиками пальцев, нащупал притвор и стал к нему ухом. В бане, кажется, была полная тишина, лишь возле головы позванивали комары. Он подождал минуты две: пауза в разговоре, слишком долгая. Если бы там сейчас шла беседа двоих людей, то кроме речи обязательно были бы звуки — скрип, дыхание, шорох одежды. Русинов подождал ещё немного и неожиданно услышал какой-то металлический шелест вверху, на просторном и высоком чердаке бани, забранном досками. И в следующий миг донёсся отчётливый голос пчеловода:
— Вот так-то! — поставил он точку в каком-то неведомом разговоре.
Всё предусмотрел артист и конспиратор! Стоял бы у окошка, слушал… Лестница на чердак была у стены предбанника, и верхний её конец упирался в чёрный квадрат открытой двери. Русинов уже привык к темноте и различал очертания предметов. Конечно, в бане пусто, можно и не проверять. Ведь надо же было тащить больного человека на чердак! Он шагнул к лестнице и взялся за ступеньку. Сверху послышалось неясное бормотание — будто бы голос Варги. И снова пчеловод заключил:
— Ничего, бывает и хуже.
Подниматься на чердак было очень рискованно, однако диалог приковывал внимание больше, чем летающая «тарелка». Русинов ступил на лестницу и, опасаясь скрипа, стал медленно подниматься. Лестница оказалась новой, прочно сбитой и не скрипела. Он взялся за верхнюю ступень, осторожно подтянулся и заглянул в дверной проём…
В глубине чердака было несколько светлее, потому что маленькая двускатная крыша слухового окна оказалась откинутой либо снятой. На дощатом помосте Русинов увидел ноги, а рядом — чёрный угловатый куб какого-то прибора с мерцающими зелёными точками индикаторов. Послышался металлический шорох, ноги переступили несколько раз — стоящий на помосте развернулся, и в просвете показалась часть какой-то конструкции, установленной на штанге, — что-то вроде штатива фотоаппарата. Затем раздался медленный и негромкий звук, похожий на движение шестерёнок.
— Эх, не туда, — пробормотал Пётр Григорьевич.
Осенённый догадкой, Русинов спустился в предбанник и побежал к дому — Машина стояла за двором, возле палатки. Он сунулся в салон, на ощупь открыл ящик и достал прибор ночного видения. Потом обогнул пасечную изгородь и стал на пригорке, откуда хорошо было видно крышу бани.
Батарейка в приборе была свежая, и негативное изображение всех предметов виделось ясно и отчётливо, разве что в зеленоватом свете. Из отверстия в крыше на месте слухового окна торчала человеческая фигура до плеч и небольшая труба. Из трубы бил яркий лазерный луч, иглой пронизывающий пространство. Русинов повёл прибором по этому лучу и уткнулся в зелёную «летающую тарелку» каплевидной формы. «Тарелка» вместе с лучом двигалась по низким облакам и, когда среди туч оказывался прогал с чистым небом и звёздами, на секунду пропадала в пространстве.
Русинов опустил прибор ночного видения и поморгал, чтобы избавиться от зелёных «зайчиков». Пятно света от лазерного луча лежало на самом верхнем горизонте туч и меняло конфигурацию. А Пётр Григорьевич тем временем, наверное, лихорадочно прикладывал к окуляру листки чёрной бумаги с вырезанными профилями «тарелок» и менял светофильтры…
11
Все десять дней шёл дождь — почти беспрерывно, чуть стихая по утрам и вечерам, из крупного летнего превращаясь в нудный, осенний, и наоборот. Изредка в короткие перерывы показывалось неяркое солнце, но от его лучей насквозь промокшая земля казалась совсем уж запущенной, раскисшей и холодно- неуютной. И всякий раз чудилось: ну, наконец-то наплакалось вволю небо, теперь утрёт слёзы и засияет. Да ничего подобного: тучи за Уральским хребтом приостанавливались лишь для того, чтобы подтянуть строй, скопить силы и вывалиться оттуда новой ратью.
А накануне отъезда, днём, погода разъяснилась, разгулялась и простояла солнечной до самого заката. Земля подсохла, подрумянилась, ненасытная морена впитала в себя все лужи на просёлке, и создалось полное впечатление, что будто и не было этих десяти слезливых дней.
Вместе с воссиявшим солнцем исчез с пасеки и Варга. Русинов последний раз видел его издалека: дядя Коля не спеша прогуливался по берегу возле бани. Как только он начал вставать и ходить без палочки, Русинов несколько раз пытался прорваться к нему или хотя бы оказаться на его пути, однако бдительный Пётр Григорьевич всё время был начеку и либо оказывался рядом с Варгой, либо между ним и Русиновым. И находил причину, чтобы не подпустить к странному «пермяку». Тут же, заметив, что Ольга и пчеловод одновременно находятся в избе, Русинов выбрал момент и пошёл к бане. Нигде поблизости Варги не оказалось, и он открыл дверь в «палату»: постель на полке была убрана, а от каменки несло сильным жаром — через часок можно и париться…
— Где же больной? — как бы между прочим спросил Русинов, вернувшись в избу.
— А выздоровел! — весело сказал пчеловод. — Выздоровел и домой пошёл.
После лазерных «летающих тарелок» всякое слово Петра Григорьевича следовало делить на «шестнадцать» и тем более не верить в его чудеса.
— Что-то я не заметил, — проронил Русинов. — Что же он, на ночь глядя…
— Ему по ночам ходить удобней, видит лучше, — объяснил Пётр Григорьевич. — Теперь уж, поди, далеко…
