станут и советов принимать не будут. На это есть другие консультанты.
Иван Сергеевич признался жене, что собирается пойти на работу, не связанную с командировками, и этот компромисс её на некоторое время утешил. Через пару дней после разговора с генералом Иван Сергеевич воспользовался приглашением Савельева и прикатил к нему в офис, который располагался на территории бывшего Института — за отдельным забором в особняке, где помещалась лаборатория Русинова. Оказалось, что у «Валькирии» есть своя, очень серьёзная охрана, строгий пропускной режим и режим секретности. А кроме того, как позже выяснилось, существует своя разведка и контрразведка, созданные из профессионалов — бывших работников КГБ и «нелегалов», подолгу работавших за рубежом. Организация была очень серьёзная и не походила на кучку авантюристов-дилетантов. Из лаборатории Мамонта в савельевскую фирму пришёл лишь один бывший сотрудник — Гипербореец-экстрасенс, и это приятно порадовало Ивана Сергеевича. Однако из Института в «Валькирии» работало шесть человек — из морского отдела и сектора «Опричнина». Остальные были люди новые, набранные по специальностям, которых раньше никогда не брали, — психологи, аналитики, социологи и даже политический обозреватель. Иван Сергеевич между делом поинтересовался штатным расписанием и составом фирмы; интересы их тут совпали, поскольку Савельеву нужна была консультация по деловым качествам бывших «опричников» и «моряков», что Иван Сергеевич с удовольствием и сделал. Савельев взял тех, кто к нему пришёл, а пришли не самые лучшие. И одновременно удалось узнать, что центр тяжести фирмы находится не в научном её обеспечении либо поисковой деятельности, а в разведке. Одним словом, нынешняя «Валькирия» делала ставку на «старый жир» — институтские наработки и тщательное изучение региона поиска. На какой-то миг Иван Сергеевич испугался: если Мамонта прихватят на Урале с какой-то конкретной информацией — начнут выламывать руки. И потому он попытался упредить это, едва Савельев вновь завёл разговор о Русинове.
— Мы же с тобой договорились, — сказал он. — Оформишь — получишь. Скажу только одно: Мамонт — это Мамонт. С ним надо работать очень бережно. У него предчувствие, как у зверя: капкан не по запаху чует. Загоните в ловчую яму — ничего не добьётесь.
— Сергеич, у меня профессионалы работают! — похвастался Савельев. — Ты же хорошо знал Мамонта в быту. Как он по части женщин? Ходок? Или гурман?
— Это уже консультация! — заметил Иван Сергеевич. — Даром теперь и чирей не садится.
— Я тебе заплачу за разовую! Ты же меня знаешь, Сергеич!
— Разовые, брат, дороже…
— Сколько тебе надо? В пределах разумного. Тысячу?
— Я с тебя натурой возьму, — улыбнулся Иван Сергеевич. — Деньги теперь мусор. Сделай-ка мне пистолетик с разрешением на ношение. Смотрю, у тебя служба-то при оружии, значит, есть канал. А я на пенсию вышел — охотничьего дробовика не имею.
— Тебе какой? — деловито спросил Савельев. — Отечественный или импортный? Могу и «Узи» подыскать. Когда оформишься — проблем не будет.
— Нет, ты мне сейчас, и «макаровский», — сказал Иван Сергеевич. — Как-то привычнее…
Уже через полчаса на столе Савельева лежал новенький пистолет Макарова и разрешение на имя Афанасьева. Это значило, что в стране творится полный беспредел…
— Мы хотим Мамонту тёлку подбросить, — сообщил Савельев. — Чтоб не скучал в горах. Ему какие нравятся?
— Дело, конечно, хорошее, — одобрил Иван Сергеевич. — Мужик он молодой, природа диктует своё… Но очень тонкое. Мамонт женился не очень удачно и теперь к женщинам относится щепетильно и избирательно. Поэтому никаких тёлок! Умных тёлок не бывает, а он любит женщин умных, независимо от окраски. И всё-таки больше ему нравятся блондинки, я бы сказал. Если нарисовать портрет дамы, на которую бы он хвост распустил, то это должна быть молодая, светлая, очень женственная, с хорошими формами — тощих и прогонистых терпеть не может! Умная, но не показывающая своего ума, податливая — долго ухаживать не любит, в сексе инициативная, страстная и неугомонная. Отдаться должна в первую ночь, иначе утром охладеет. Даже в походных условиях ему нравится, когда женщина ухаживает за собой, — лёгкий обязательный макияж, ухоженные ногти, руки, не выносит запаха пота. Есть одна примечательная штука. Однажды сам случайно заметил… Любит целовать ступни ног, аж кусает! И если добрался до ног, значит, его долго не оторвать от этой женщины.
— Любопытная деталь! — засмеялся Савельев. — Ну, Мамонт! Как лучше их познакомить?
— Как лучше? — задумался Иван Сергеевич. — Однажды он мне сказал: мечтаю когда-нибудь ночью проснуться, а рядом — прекрасная женщина, совсем незнакомая, никогда не виданная. И чтобы всё начать с чистого листа… Блажь такая у него. Я даже один раз хотел его разыграть, да не вышло.
— Понимаешь, Сергеич, надо попасть сразу в десятку, — обеспокоенно сказал Савельев. — Любой промах, и раскусит.
— Раскусит! Потому нужно соблюсти все детали, о которых говорю. Причём очень точно!
— Какое имя ему больше всего нравится?
— С именем не мудрите, — предупредил Иван Сергеевич. — Пусть будет какое угодно. Иначе можно и переиграть. К тебе вот явится, так сказать, женщина твоей голубой мечты. Тебе не покажется это странным?
— Покажется…
— А почему, ты думаешь, Мамонту не покажется? Он ведь знает, поди, что вы его за хвост держите? Не знает, так догадывается. Поэтому при всех деталях должно быть какое-то лёгкое несоответствие идеалу. Которое потом забудется и, возможно, станет достоинством.
— Ты прав! — согласился Савельев. — Я рад, что ты пришёл ко мне. Мы с тобой поработаем! Через недельку придёт согласование, и вперёд!
Иван Сергеевич уехал с первым заработком в кармане и стал ждать своего срока. Женщина, которую он нарисовал для Мамонта, была идеалом для него, Ивана Сергеевича. Он рассказывал, на что бы клюнул сам; с идеалами же Мамонта у них были большие расхождения. Однако при всём этом кое-какие вкусовые детали Русинова пришлось выдать: в полную неправду никто не поверит.
И тут началась какая-то непонятная игра. Савельев вдруг стал охладевать к Ивану Сергеевичу, встречал его без восторга и выглядел очень озабоченным. Кроме того, согласование на кандидатуру Афанасьева от шведской стороны фирмы почему-то задерживалось и обещанная неделя закончилась без результата. Потом Савельев неожиданно приехал к нему сам и изложил суть замешательства — шведы не хотят брать Ивана Сергеевича в штат и согласны лишь на его разовые консультации. Иван Сергеевич особенно-то и не рвался в фирму на постоянную работу, памятуя, что долго там всё равно не продержаться, ко всему прочему, если раскусят, на кого он действительно работает, — головы не сносить. Фирма серьёзная, валютная, а в стране — беспредел. И искать не будут… Он согласился на разовые, и условились, что в случае необходимости будут встречаться на нейтральной территории по телефонному уговору.
А буквально на следующий день ему позвонил швед и на приличном русском языке попросил назначить час встречи для конфиденциальной беседы. Иван Сергеевич согласился и поехал на встречу в Москву. Там же вообще начались чудеса. Разговор происходил в вертолёте, который барражировал над столицей: таким образом обеспечивалась гарантия от прослушивания. Переговоры с Иваном Сергеевичем вели два шведа: один, правда, говорил только на своём языке, а другой переводил. Ивану Сергеевичу предложили возглавить совместную фирму «Валькирия». И стало сразу понятно, почему так охладел Савельев и почему он валил на шведов задержку в согласовании. Получалось, что Иван Сергеевич подсиживал своего бывшего ученика. Предложение было настолько неожиданным, что он поначалу даже растерялся и по русской привычке чуть было не стал отнекиваться, ссылаясь на радикулит. Потом сообразил, что так не делается, просто надо взять время, чтобы всё осмыслить и принять решение. Шведы спешили — надо было отправлять экспедицию на Урал, и потому согласились на три дня. Если Иван Сергеевич соглашался, ему следовало позвонить по телефону, указанному в визитной карточке, и сказать одну условленную фразу: «Я вас приветствую, коллега». Остальное — куда девать Савельева и как посадить в «Валькирию» Афанасьева — было делом шведской стороны.
Служба у Савельева действительно работала на профессиональном уровне, потому что вскоре после конфиденциальной беседы позвонил он сам и в открытую спросил:
— Ты с кем недавно вёл переговоры? И какие?
