в ней никакого подозрения.
Дождавшись, когда она заглянет к нему в комнату и позовёт на ужин, Русинов показал на доску и спросил, кто автор этого наставления. Варга огладила ладонью выжженный текст, будто читая его пальцами.
— Это букварь, — объяснила она. — Подарили, когда ослепла. Училась читать руками…
На глянцевой, отполированной каповой доске буквы действительно можно было ощущать пальцами. Но уж слишком замысловатым и мудрёным был текст!
— Научились?
— Научилась, да читать нечего, — сокрушённо сказала она. — Нет таких книг…
— Откуда же это наставление? — возвращая её к началу разговора, с настойчивостью спросил Русинов. — На Талмуд не похоже…
— Не знаю, — уклончиво проговорила Любовь Николаевна. — Скорее всего, арабский источник… Пойдём ужинать?
«В самом деле, что я пристал к старухе? — усмехнулся он про себя. — Всё кругом — пустота… И нечего искать, нечего дёргаться. Предупреждала Ольга — не задавай вопросов!»
Потом он сам щупал доску руками, пытался «читать» — и прочитывал! Действительно, какой-то букварь…
«Не ищите камней на дне росы и не поднимайте [оных], ибо камни [сии] легки в воде и неподъёмны на поверхности [её], а [следовательно], повлекут [вас] на дно с головой…»
Да это же о нём! Он ищет камни на дне росы! Ныряет в воду и пытается поднять, а камни в воде легки и неподъемны на поверхности. И влекут на дно с головой…
Не ищите камней на дне росы!
«Дабы очистить росы, затворите [их], а воду пустите на нивы. И обнажатся камни и прочие [нечистые] наносы… И будет труд [ваш] тяжёл, но благодарен…»
Это звучало как наставление по очистке собственного сознания от «камней» и «нечистых наносов». Очищение духа и разума, избавление от сути изгоя!.. Не может быть, чтобы эту доску умышленно повесили в его комнату. Да и висит тут она давным-давно! Нет, это букварь для очищения, некое постоянное напоминание о чистоте «рос»… Роса — это не оросительный канал! В переводе с древне-арийского — «сияющий, лучезарный»!
Чтобы быть сияющим, носящим свет — спустите накопившуюся в вас грязную воду, и обнажатся камни! Иначе не увидеть этих камней в мутной воде, а нырять и доставать их — напрасный труд…
Пусть обнажатся камни! И тяжёлый труд возблагодарится светом.
Если это напоминание для гоев, то нечто подобное этой доске должно быть и в доме Ольги. В тот же вечер он пошёл к участковому, однако его, как всегда, встретила мать, Надежда Васильевна, не пустила дальше крыльца и с сожалением, не ожидая вопроса, сказала, что Оля ещё не приехала и никаких вестей не присылала…
Пришлось уйти, как всегда, несолоно хлебавши. Он вернулся к Любови Николаевне и вдруг обнаружил, что каповой доски на стене нет. Осталось лишь тёмное пятно, точно повторяющее конфигурацию…
В эту ночь он первый раз заснул после пещер, но очень чутко, насторожённо. И проснулся оттого, что почувствовал: кто-то находится в комнате! Первой мыслью было — Ольга! Но, открыв глаза, увидел склонившегося над ним мужчину.
— Виталий? — спросил он.
— Тихо! — Вошедший приставил пистолет к виску. — Вставай без шума. Одевайся, пошли со мной.
Это был не Раздрогин, а совершенно незнакомый человек. Так ещё с Русиновым здесь не обращались…
— Кто ты? — спросил он.
— Все вопросы потом, — прошептал незнакомец, не убирая пистолета. — Собирайся быстро.
Русинов оделся. По крайней мере, это уже какое-то событие в том затишье, в той пустоте, вынесенной из пещеры… Хозяйка всё время запирала дверь на внутренний замок, однако незваный гость открыл его, вырезав круг стекла в нижнем глазке, — это Русинов отметил на ходу: после посещения Раздрогина всё оставалось целым…
На улице незнакомец положил пистолет в карман куртки и, не вынимая руки, приказал идти вперёд по огороду. Они перелезли через изгородь, и конвоир указал направление — к лесу в конец посёлка. За косогором стоял пустой лесовоз на дороге. Едва они приблизились к нему, как заработал двигатель и открылась дверца. Незнакомец толкнул пистолетом в спину:
— Вперёд, Мамонт! В кабину!
Машина тронулась без света, на малых оборотах. В кабине оказалось ещё два человека, так что Русинова зажали плотно, с двух сторон. Через километр водитель прибавил скорость и включил свет. Это были исполнители, и заводить с ними разговор не имело смысла. Иначе бы уж что-то спросили. Лесовоз попылил немного по просёлку и свернул на один из волоков. Покружив по вырубкам, въехали в сосновый бор. В свете фар откуда-то с обочины выехала «Нива» с багажником на крыше. Лесовоз остановился, Русинова высадили из машины и подвели к «Ниве».
— Садись, — велел один из конвоиров. — Прокатимся с ветерком.
Русинова снова зажали с двух сторон. На коленях человека, сидящего слева, лежал автомат с коротким стволом, так называемая «Ксюша». Судя по всему, это была Служба, но не банда: чувствовалась воинская дисциплина, немногословие, знание своего дела, хотя всё это как бы слегка огрубленно, по- милицейски. «Нива» в самом деле полетела с ветерком. Русинова бросало по сторонам, прижимая к рядом сидящим. Водитель умел ездить по местным дорогам на хорошей скорости — значит, не первый день крутил тут баранку. Скорее всего, это были люди Савельева. Но почему вдруг такой оборот, если Иван Сергеевич утверждал, что нашёл общий язык и теперь вот-вот должен подмять Савельева?.. Не подмяли ли самого Ивана Сергеевича? И сейчас начнут подминать Мамонта…
Отчего они вдруг стали такими резкими?
Машина свернула по направлению к Верхнему Вижаю. Русинов уже хорошо разбирался в здешних дорогах и направлениях. Если там встретит Савельева, значит, Ивана Сергеевича переиграли. Слишком увлёкся, слишком расслабился и осмелел «старый чекист», так, что возит за собой барышню, работающую сразу на всех. А кто работает на всех — тот работает только на себя, и ни на кого больше. Это закон.
Савельева в Верхнем Вижае не оказалось. «Нива» остановилась возле какой-то стройки. На улице светало, и Русинов различил два строительных вагончика за штабелями бруса и досок. Его ввели в один из них — Савельева не было. В тесном рабочем помещении с инструментами, спецодеждой и какими-то деревянными деталями находились два человека: приятный седоватый мужчина лет пятидесяти в белой свежей рубашке и джинсовой куртке, другой — помоложе, сухой, подвижный, тренированный, поперёк губ — складка — признак скрытой циничности и себялюбия. В любом случае оба — не прорабы, не бригадиры на стройке, но большие начальники, привыкшие к кабинетам.
Кроме савельевской Службы, здесь никого не могло быть…
— Рад тебя видеть, Мамонт! — разулыбался седоватый. — Извини, что подняли среди ночи. Ты человек военный, понимаешь: служба есть служба…
— С кем имею честь? — сухо спросил Русинов.
— Мне перед тобой скрывать себя не имеет смысла, — добродушно проговорил он, показав знаком стоящим у дверей «строителям» удалиться. — Я генерал Тарасов, слыхал?
Иван Сергеевич говорил, что Службу у Савельева возглавляет какой-то отставной генерал, но не знал его фамилии.
— Не слышал, — проронил Русинов.
— Ничего, вот и познакомились, — усмехнулся Тарасов. — Поговорить с тобой необходимо, Мамонт… Ничего, что так называю? Знаешь, привык уже к твоему прозвищу.
— Я буду разговаривать только с Савельевым, — заявил Русинов. — Вас я не знаю, вижу первый раз. Так что извините, генерал.
— Савельева больше нет, — развёл руками Тарасов. — По-моему, между вами дружбы никогда не было, так что ты его жалеть не будешь. Нет, он жив-здоров, только не служит в нашей фирме.
