поднялся вверх по склону и внезапно обнаружил, что ищет не здесь, что нужный развал камней находится много левее и выше, чем этот.
И снова они распахивали сугробы, утопая в жёстком, крупитчатом, как соль, снегу. Инга шла за ним покорно и терпеливо, и было невыносимо стыдно обмануть её надежды. Мамонт в точности повторил весь путь, пройденный им вместе с раненым Страгой, и пришёл к камню, под которым был лаз в пещеру.
— Здесь! Сейчас, сейчас… — Он ухватился за край глыбы, налёг всем телом, напрягся и потянул на себя. Руки Инги, вцепившиеся в острый скол камня, оказались перед самым лицом, и Мамонт увидел, как из лопающихся волдырей на её пальцах потекла розовая сукровица…
Они своротили глыбу — под ней оказался сухой и чистый от снега щебень. Не веря своим глазам, Мамонт разрыл, разворошил его руками и сел на снег. Было полное ощущение, что он снова ныряет в воду, бесполезно тычась руками в каменистое дно, а стремительный поток выбрасывает его на поверхность, несёт и швыряет на отмель.
Инга сидела, съёжившись, и тихонечко дышала на свои пальцы.
Мамонт наконец вскинул голову, огляделся и неожиданно понял, отчего не может отыскать вход: пейзаж в этом месте менялся в зависимости от освещения! Солнце, двигаясь по небосклону, всё время вырисовывало всё новые и новые очертания скал, глыб, останцев, и следовало дождаться такого состояния света, когда бы картина на натуре полностью совпала с той, что оставалась в памяти. Вот почему этот вход в пещеру, казалось бы бесхитростно доступный, становился недосягаемым, даже если уже был здесь!
— Найдём! — воскликнул он, забираясь выше по склону. — За мной!
Солнце, перевалив полдень, теперь стремительно падало за хребет. По голубым снегам двигались тени, и перед взором вдруг открывались невидимые раньше скала, гряда каменистых отрогов и глубокие седловины. Горы шевелились, дышали, как живые, бесконечно меняя свою форму. В короткий миг Мамонт уловил нужный свет и наконец взял точный ориентир — на вздыбленный островерхий развал, возникший на склоне.
— Там! — Он засмеялся и махнул рукой на север. — Смотри! Это там! Возле скал!
Они ещё не добрались до этих глыб, но Мамонт уже начал узнавать место. И для этого годилось любое освещение…
Перед ними был перевал, с некоторых пор называемый перевалом Дятлова: в феврале пятьдесят девятого года здесь при необъяснимых обстоятельствах погибла группа опытных горных туристов из девяти человек. Неизвестно, по какой причине они среди ночи разрезали палатку изнутри и в ужасе бежали вниз, к границе леса, босые, полураздетые. Их обнаружили в километре от стоянки уже весной. Шестеро попросту замёрзли, но больше не вернулись в палатку, хотя бы для того, чтобы взять одежду. У троих были странные переломы рёбер, однако и они умерли от переохлаждения…
Всё это произошло на склоне горы Солат-Сяхла, что в переводе с языка манси означает «Гора Мертвецов».
Ничего не сказав Инге, но чтобы убедиться самому, Мамонт всё-таки завершил этот путь и пробился к скале. Сомнений не оставалось: на выветренном камне висела памятная доска с барельефом старшего группы Дятлова и перечнем фамилий погибших.
А ниже стоял полустёршийся знак смерти…
— Уходим! — приказал Мамонт. — Здесь нельзя оставаться!
Инга совсем уже выбилась из сил за целый день блуждания по снегу. Она ничего не знала о перевале и не видела этой зловещей доски: как только Мамонт останавливался, спутница садилась на снег и начинала дремать…
Он взял Ингу на руки и понёс вниз, к спасительной границе леса, всё глубже погружаясь во тьму, ползущую с востока. Он шёл по склону наискось, чтобы как можно дальше уйти от знака смерти и приблизиться к камню со знаком жизни. И когда достиг леса, оказался посредине между ними.
Не медля ни секунды, пока ещё брезжил на небе слабенький, отражённый свет, он завернул Ингу в одеяло, надел ей на ноги вместо горных ботинок волчью шапку и принялся рубить дрова.
Никогда ещё жизнь не была такой сверхплотной, чтобы сосредоточиться в лезвии топора. И никогда он так крепко не держал в руках судьбу, воплощённую в топорище. Он крушил сухостойник, что не дорубал — ломал о камни, и по тому, как росла куча дров, возрастала с нею надежда.
Он натесал щепы, окрутил её берестой, выложил дрова клеткой и, опустившись на колени, бережно достал спички.
Жизнь теперь сосредоточивалась в спичечной серной головке и напоминала сверхплотную звезду…
— Смотри! — вдруг крикнула Инга и скинула с себя одеяло. — Смотри!
Она засияла в полумраке, указывая рукой в горы.
От заветного камня со знаком жизни шёл высокий человек со свечой в руке. Маленький огонёк озарял огромное пространство и, не колеблясь от ветра, солнечным лучом тянулся вверх.
Над непокрытой пегой головой старца, на крепкой руке с плетью, распустив крыла, восседал филин, и огненный птичий взор был глубок и бесконечен, как вечность…
